не вытащила из сумочки одной из присутствующих поэтесс кошелёк, была поймана за руку и в приступе ярости метнула кошелёк в лицо ошарашенной женщины с криком "я сделала это из низкой гнусности, чего же ещё".
Мастер Анекара, наш учитель литературы, после долго выглядел очень смущённым и отказывался вспоминать ту попытку приобщения учениц к современной литературе.
— Интересно, что будет, если земля расколется?
— Не расколется. Скорее всего, просто кости земли зашевелились. В этой земле много гор, и за перевалами она всё ещё растёт, — я твёрдо решила не поддерживать подобные разговоры. Я сама напугана, и ещё брякну что-нибудь не то.
Мы разделись и разбрелись под душевые лейки. Котельная была прямо за стеной душевой, и вода чуть ли не обжигала. Я полминуты регулировала краны, чтобы не свариться, и искоса поглядывала на воспитанницу и её татуировки на спине.
Знак богини, знак верности, знак принадлежности к ложе сестёр меча. Последнее мне очень не нравилось. Ложи уже лет сто, как были простой формальностью. Сёстры Тиары давно не были самостоятельны, не защищали себя сами и не защищали свою паству. Хорошо это или плохо, не мне судить. Принадлежность к ложе ныне нигде не записывалась, никем не проверялась, и даже татуировки делали не все сёстры. Я свои набила уже после университета и первого распределения. Знак ложи меча под моей лопаткой был скорее данью уважения поколениям моих орденских предков, чем желанием взять в руки меч. Но Камалин не было ещё и семнадцати, не говоря уже о полном совершеннолетии. Кто разрешил ей делать эти татуировки? Мать-настоятельница? Сама захотела? Неужели в обители за эти шесть лет нравы изменились так сильно, что таких соплюх уже никто не останавливает от глупостей?
— Если Кости земли пришли в движение, значит, она расширяется? Нам говорили, что она либо раскалывается, либо растёт. Как в Норнале. Норнал постоянно с одной стороны растёт, с другой разрушается, — спросила Камалин.
— Может быть и расширяется. Со Станции телеграфировали, что вода в озере отошла от берега.
— Озеро углубилось? — Девчонка смыла мыло с лица. Глаза загорелись живым интересом.
Эх, сразу бы её сюда отправили бы, может быть и без спада и угроз отчисления обошлось бы.
— Вполне возможно, — важно кивнула я.
— Я слышала, что под озером разрыв в костях, — продолжала болтать девочка. — Может, вода потихоньку утекает на ту сторону?
— Вряд ли, тогда бы с берега сообщили бы, что вода постоянно отступает. Возможно, просто вода нашла новую пустоту в земле.
Скрипнула дверь, раздался низкий мужской голос. Камалин, вся в мыле, кинулась к полотенцу. Я молча метнула в дверь мыло. Едва вошедший мужчина, когда мыло ударило в стену рядом с его плечом, с руганью попятился назад. Через приоткрытую дверь сразу три голоса возмутились тому, что душ занят.
— До обеда ещё час! — проорала я. — Расписание внимательней смотри!
Голоса умолкли, и дверь наконец-то закрылась. Камалин молча вернулась под душ и, быстро ополоснувшись, завернулась в полотенце до носа. Настроение у нас обеих было безнадёжно испорчено.
— Если хочешь, съезди с Лиром и мастером Рахаилом на Станцию посмотреть, куда ушла вода, — предложила я. — Если будет место.
Девчонка чуть повеселела, и я похвалила себя. Какая же я молодец! Заодно, пока все заняты, займусь своими делами.
Для поездки к Берлоге Рахаил выделил мне Лира. Правда, перед этим пришлось пережить пару ужасных минут.
— Не хочешь мне ничего сказать? — хмуро спросил комендант, когда я постучалась к нему в кабинет после обеда.
— Нет, — я удивилась его настроению. Вроде я нигде не ошибалась ещё и ничего такого не делала. Или пожаловались, что я людям в головы мыло кидаю?
Потом посмотрела на старика. Он сидел в кресле прямо, положив локти на подлокотники и постукивая карандашом по краю стола. На лбу не было ни морщинки — верный знак, что он не просто недоволен, а очень-очень раздражён.
Я лихорадочно перебрала в памяти все события дня и вывалила Рахаилу о своём утреннем визите к Аниону и всех моих проблемах. По мере моего откровения, на его лбу появлялось всё больше морщин, и в конце концов он взорвался и назвал меня беспросветной дурой.
Я выдохнула и поблагодарила Тиару, что пронесло.
— И что мне прикажешь делать?!
— Анион сказал мне снотворное пить и больше гулять.
— Гулять? И как, глюки от свежего воздуха пройдут?
— Наверное.
Рахаил глубоко вздохнул и выдохнул. Я стояла и ждала его реакции. Он несколько раз вздохнул через нос и почти спокойно спросил:
— Что сама думаешь об этом?
— Ну… я осознала, что это не нормально и пошла к Аниону. Это хорошо.
— Хорошо. Что дальше будем делать?
— Ммм…. Ждать?
— Хорошо. У тебя неделя сроком, будешь буянить — надену ограничитель. Вопросы?
— В Берлогу отпустите?
— Погулять? — хмуро спросил старик, но путевой лист выписал.
Уехать в тот же день не удалось, Лир категорически отказался ехать в темноту. На следующий день на Станции случилась авария на паровом котле в вагонном сарае, двое рабочих обварились паром, и Аниона срочно вызвали в деревню. Мне и Римме пришлось ехать с ним помогать. Обоим обваренным повезло, задело не сильно. Следом за нами приехали двое механиков и помогли залатать дыру в паровом котле. На всё это ушло почти два дня. На третий я не выдержала, велела Камалин провести молитву без меня — девочка засияла, как тысяча звёзд и пообещала всё сделать в лучшем виде — вытащила брыкающегося Лира прямо из койки Рахаила и заставила заводить снегоход.
Ворчащий и брюзжащий Лир довёз меня до камня Богов на повороте к Берлоге. Дальше я встала на лыжи и покатилась в деревню своим ходом. Я в целом представляла, что там увижу, но проверить вживую стоило. Хотя бы потому, что никакого гибернийского города около Берлоги отродясь не было. Я в первую же осень из любопытства облазила всю лощину около Берлоги. Один раз потерялась и чуть не замёрзла. Уже затемно меня нашел лично Рахаил верхом на снегоходе. Неделю я просидела под арестом мусоля карандашик. На шестой день я наконец-то сумела написать достаточно слезливое покаяние, почему я больше не пойду в лес одна и буду слушаться коменданта. Рахаил его повесил у себя в кабинете и зачитывал мне, когда я приходила к нему с какими-то просьбами и идеями. Потом я его стащила и сожгла. У старика осталась копия, но копия уже не то, что оригинал.
Берлога стояла на своём месте, и ничего странного или необычного с ней не происходило. Я обошла дома, не нашла ничего
