— уже счастье, а тут — октябрь!
— Пятилетка, значит? — Хмыкнув, посмотрел на меня главред «Юности».
— Очень много у нас замечательных писателей, — С улыбкой развел руками я.
— Много! — Согласился он, подхватил со стола шляпу, энергично поднялся на ноги — для своих шестидесяти держится многим на зависть — подобрал портфель, пожал ручки дамам, затем — мне: — Не прощаемся! Жду вас в гости! Дорогу я найду, Варвара Ильинична! — Улыбнулся директрисе и вышел из кабинета, чтобы выполнить свое обещание.
Женщины издали синхронно-пугающий всхлип:
— Сам Полевой!
Директор засуетилась:
— А чего это провожать не надо? Я что-то не так сделала? — Схватилась за голову: — Надо было Клавку за коньяком послать!
— Ну какой коньяк, Варварочка?! — Бросилась Степанида Ивановна ее успокаивать: — Такие люди по утрам не пьют! Он — мужчина, поэтому и не хочет тебя лишний раз гонять.
— Не сломалась бы! — Фыркнула директриса, нащупала меня взглядом и вздрогнула, осознав, что показала ученику гораздо больше, чем должна: — Андропов, ты — огромный молодец, можешь возвращаться на урок!
— Мы гордимся тем, что в нашем районе расцвел такой талант! — Добавила от себя Степанида Ивановна.
— Я за тобой после уроков зайду, сынок! — Пообещала мама: — Иди, учись!
По коридору летел чуть ли не в припрыжку — все складывается просто до нереалистичности хорошо! Главное — пробить стартовый барьер, а дальше «рукопожатного» Сережу публиковать станут гораздо более охотно. Полевому я понравился — нифига себе пионер книжки пишет! Действительно — феномен, и такого миру открыть со всех сторон почетно. Еще и стихи в «Литературке»! За них ведь тоже «плотют»! А еще — они так и просятся лечь на музыку, став хитами среди советских детей.
Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
* * *
— Ой, Сережка, как так-то, только написал — и сразу в журнал! — Удивлялась мама по дороге к метро — едем в редакцию «Юности».
— И не говори! — Охотно поддакнул я и спросил: — А сколько «Запорожец» стоит?
— Зачем тебе «Запорожец»? — Удивленно посмотрела на меня мама.
— Выучим тебя на права, и будешь автоледи! — Улыбнулся я.
— Автоледи на «Запорожце»! — Засмеялась мама: — Выдумщик мой! — Потрепала меня по волосам: — Нет уж, на «Запорожце» ездить я не буду! Пиши больше хороших книг, и купим нормальную машину!
Не понимает мама сущности классовой борьбы и легкого юродства. Ладно, себе потом на совершеннолетие куплю — смешно же!
— А права у меня уже есть! — Подмигнув, добавила мама неожиданное.
В редакции мы сразу же попались в цепкие лапы бабушки-вахтерши, которая, излучая благодушие — неплохо ее проинструктировали — провела нас непосредственно в кабинет главреда. Проигнорировав пяток сидящих в очереди людей, постучала, заглянула и махнула нам — проходите.
За дверью оказалась приемная с удобными на вид креслами.
— Здравствуйте! — Поприветствовала нас средних лет секретарша, не прекращая стучать на печатной машинке: — Присаживайтесь, Борис Николаевич вас скоро примет.
Присели, мама начала нервно теребить ремешок сумочки.
— Мы же только бумажки подписать! — Шепнул я ей: — Ну Полевой, ну классик, ну главный редактор! Хороший дедушка, ты же видела — все уже решено, нам нужно просто сидеть, кивать и говорить «спасибо». Неужели мы не справимся?
— Справимся! — Нервно улыбнулась мама: — Просто ты еще мал, и не понимаешь некоторых вещей.
— Пришел к барину — ломай шапку?
Мама щелкнула меня по носу и надулась:
— Никогда и не перед кем не унижалась и не собираюсь!
— И в мыслях не было! — Покачал я головой: — Просто пытаюсь тебя подбодрить!
— Это я должна делать! — Фыркнула мама.
— Сводишь меня к зубному? — Перевел я тему.
— Зуб заболел? — Заботливо спросила она и потянулась к моему рту: — Ну-ка дай посмотрю!
— Не здесь же! — Застеснялся я.
Мама немножко порозовела и снова села ровно.
— Не болит, просто мало ли — если что-то не в порядке, лучше вылечить заранее — потом-то больнее будет! — Пояснил я.
— Раньше пока три дня не провоешь, к зубному не загнать было! — Порадовалась моему здравомыслию родительница: — Обязательно свожу!
— Только не в воскресенье, нас на картошку повезут, — Напомнил я.
— А кто тебе в воскресенье лечить будет, если не болит? — Удивилась мама.
Из кабинета Полевого вышел одетый в костюм плешивый (в отличие от хозяина кабинета) мужик лет сорока, попрощался с секретаршей и вышел. Главред выглянул в приемную, увидел нас, благожелательно кивнул:
— Еще раз здравствуйте. Проходите.
Скучные эти советские кабинеты — все, считай, одинаковые с поправкой на качество мебели и размеры портрета Брежнева и бюстика Ленина.
— Присаживайтесь! — Разрешил Полевой, и мы уселись напротив него.
— Наталья Николаевна, Сергей, я не стал говорить об этом при всех, но есть небольшая сложность.
Мама начала бледнеть.
— Сложности связаны с Сережиной фамилией, — Продолжил главред и спросил меня: — Ты не против, если мы опубликуем тебя под псевдонимом?
Само собой, против я не был:
— Мамина фамилия подойдет? — Повернулся к маме: — Ткачёв Сергей Владимирович, звучит?
Ну не любит массовый советский житель КГБ. Не любит и побаивается, а какой будет первая ассоциации при фамилии Андропов?
— Фамилия у вас, Наталья Николаевна, замечательная, классово-правильная! — Одобрил Полевой.
— Ты правда не против? — Тихонько спросила меня мама.
Видимо, старому Сереже быть Андроповым очень нравилось.
— Я бы вообще фамилию на твою поменял, целиком! — Кивнул я: — Надоело в «однофамильцах» ходить! — Повернувшись к улыбнувшемуся на «однофамильца» Полевому, поблагодарил: — Спасибо за очень хорошую идею, Борис Николаевич.
— Мне в свое время тоже дали псевдоним! — Поделился он: — Так что теперь эстафета передается тебе! — Подмигнул и обрадовал нас: — Больше никаких сложностей нет. Теперь давайте о гонораре! — Улыбнулся маме: — Гонорар выплачивается за авторский лист. В твоей повести, Сережа, их ровно шесть! Ты что, считал?
— Просто повезло! — Покачал я головой и задал подтверждающий отмазку вопрос: — А авторский лист — это сколько обычных книжных?
— По-разному, — Пояснил главред: — Авторский лист — это сорок тысяч печатных знаков, включая запятые, точки и все остальное.
— Понял, спасибо, Борис Николаевич.
— Так вот — так как Сережа не является членом Союза Писателей, выплатить ему больше двухсот пятидесяти рублей за авторский лист мы не сможем, — С явным сожалением «расстроил» нас Полевой.
— Я бы пошутил, что надо бы добавить, но больше всего на свете я сейчас боюсь проснуться!
— Спасибо вам огромное, Борис Николаевич! — Наконец-то ожила мама и достала из сумочки французский одеколон, купленный у Фила за много денег, протянула главреду: — За то что заметили и дали шанс Сережке!
— Такие писатели нам нужны! — Спокойно принял взятку главред — в СССР
