их сменить. Но ведь в качестве обоев обычно ставят закаты, тропических лягушек и другое живописное дерьмо, не так ли? А не настоящих, живых людей.
Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть. Мокрые от жидкости для полоскания пальцы скользят по телефону, и сердце замирает, когда я чуть не роняю его в унитаз.
— Что ты там делаешь? — кричит Полли за дверью.
— Что ты хочешь? Лекцию по биологии?
— Я давно ничего не слышала.
— Я жду последние пару… капель, — я возвращаюсь на место. — После того как ты меня заперла, я уже и не знаю, когда в следующий раз попаду в туалет, поэтому пытаюсь выдавить из себя все, что могу, черт возьми!
Похоже, это ее заткнуло, хотя бы ненадолго.
Я смотрю на щеколду на двери. Она не толще карандаша, удерживающие ее винтики уже наполовину вылезли из стены (еще один пример хаоса, которого мама никогда бы не допустила). Полли при желании с легкостью могла бы открыть дверь. У меня мало времени.
Палец нависает над иконкой сообщений, но в мгновенном приступе беспомощности я понимаю, что не знаю наизусть ни номера отца, ни Чарли. Вместо этого я нажимаю на приложение электронной почты.
Пока входящие загружаются, я просто разглядываю строчки. На экране полно имен, которых я никогда раньше не видела.
Сюзанна Джемисон
Заха Патель
Ник Грумсман
Я прокручиваю вниз, переводя взгляд с имен на темы писем:
Re: Свободные койки в GWard
Предельная дозировка алпразолама в тяжелых случаях
Я чувствую, как кольнуло сердце. Для этого маме нужен был секретный телефон? Она поддерживала личный диалог со своими врачами? Может быть, она решила, что мы не рассказываем всю правду о ее диагнозе, и хотела узнать его напрямую.
Я вспоминаю о том, как каждую ночь она бродила по дому, расставляя все по местам. Как сильно ей нужен был порядок в ее мире. И насколько хаос в ее клетках, должно быть, испугал ее. Это было так похоже на нее — держать все под контролем.
Я открываю верхнее письмо в папке входящих. Дорогой Бен — так оно начинается. Я моргаю. Неужели первое попавшееся мне письмо было отправлено не тому адресату?
Я возвращаюсь обратно в папку и открываю следующее письмо. Дорогой Бен.
И еще одно. Бен.
Привет, Бен!
Дорогой мистер Смит.
Дорогой Бен…
Я закрываю приложение почты и выдыхаю, уставившись на двух улыбающихся девочек. Я ошиблась. Маме этот телефон нужен был не для бесед с врачами. Это вообще был чужой телефон.
«Мама стащила телефон какого-то доктора?»
В голове полная неразбериха. Может быть, это какое-то специальное приложение для врачей? Что-то связанное с рецептами? Она крала собственные лекарства? Не помню, чтобы ей отказывали назначать какие-то наркотические вещества. И вообще, откуда у нее эта чертова штука?
Очередной стук в дверь, я вздрагиваю, пот выступает на лбу.
— У тебя все в порядке, Эми? — обеспокоенно спрашивает Полли.
— Подожди! — я вскакиваю и нажимаю кнопку слива. — Я мою руки.
Я собираюсь снова открыть почту — ответы я найду потом, а пока мне нужно написать папе, — но пальцы дрожат, и я нажимаю не на ту иконку: не почты, а зеленой карты справа от нее. Шепотом ругнувшись, я собираюсь закрыть карту, но вдруг замираю. На экране появилась маленькая синяя точка, показывающая местоположение телефона, но это не наша улица. Это даже не Лондон.
Согласно GPS-координатам, телефон находится в большом доме на перекрестке дорог, окруженный полями, в самом центре графства Суррей. И это странно, потому что, глядя в узкое окно ванной комнаты, я вижу дорожный знак с почтовым индексом SE22.
Еще несколько секунд я в оцепенении, пульс в ушах заглушает шум воды из крана, пока я изо всех сил пытаюсь осмыслить все это. Полли, возможно, стучит сейчас в дверь, но вряд ли я услышу ее.
Я вспоминаю разбросанные по всей гостиной счета. За цифровую безопасность, которой занималась мама, за защиту от миллиона трюков, которые кто-то может использовать, чтобы проникнуть в вашу онлайн-жизнь. Я ошиблась насчет нее уже дважды за несколько минут. Этот телефон не украден.
Это клон.
Телефон здесь, со мной, в Ист-Далвич, но его операционная система загружена на близнеца в зеленом графстве неподалеку от Лондона.
Я выдыхаю. Меня трясет так сильно, что карта передо мной размывается. В памяти всплывает голос.
Она никогда ничего не выбрасывает.
Тон, которым Полли произнесла это, — не предположение, основанное на содержимом ящиков в гостиной, — нет, она сказала так, будто это давно известный факт. Она не догадалась. Она знала.
Она знала маму.
Мама никогда не выбрасывала то, что, по ее мнению, могло когда-нибудь пригодиться, но она также ничего не хранила просто так. Есть множество причин, по которым можно иметь секретный телефон. Несколько, по которым можно оставить у себя украденную трубку. Но есть только одна причина, по которой вы храните устройство-клон…
…чтобы шпионить за владельцем оригинала.
Я снова гляжу в окно ванной комнаты. Оно слишком маленькое, чтобы вылезти, но она все равно старательно обклеила его лентой. Тщательно, методично, как мама.
Я не знаю, какова связь между моей матерью и женщиной с бомбой, которая не слишком терпеливо ждет, когда я закончу опорожнение своего мочевого пузыря, но я начинаю думать, что, может быть, — это только предположение, несмотря на ее стримерскую стрижку, — я чего-то не знаю.
Там, где пол был вскрыт для установки унитаза, есть незакрепленная плитка. Секунда уходит на то, чтобы выключить телефон — я не знаю, когда у меня появится возможность зарядить его, — и я прячу его в щель и задвигаю плиткой.
«Ладно, — я выпрямляюсь, уставившись на себя в зеркало. — Я выхожу».
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Кэт
Танцоры нависают надо мной в потрепанных временем нарядах. Я разглядываю их изображения на выщербленных стенах. Каждому размытому лицу я мысленно придаю возможное выражение Райана: шокированное, восхищенное, разъяренное, преданное.
Дрожа, я провожу большим пальцем по телефону. Его ответ по-прежнему отображается на экране блокировки.
Что за спешка? Хорошо, я буду там, как только смогу.
Сама не знаю, почему я выбрала Танцевальный зал. Может быть, потому, что здесь, даже сейчас, я чувствую себя ближе всего к нему и, надеюсь, он чувствует то же самое. Сейчас мне нужна вся поддержка, которую я только могу получить.
«Мне снилось прошлой ночью, как на белом коне, на белом коне я скачу к океану, — я пою тихо, мое дыхание растворяется в свете лампы. — Где гребни волн разбиваются о скалы, но
