Книга Раздели мою боль - Юрий Борисович Андреев

— Хорошо, если он вас признает, — вмешался в разговор Николай. — В противном случае вам придется ни в коем случае не возражать, а лишь подыгрывать ему. Вы с этим справитесь?

— Да, конечно, я готова, — твердо ответила Ника после минутного раздумья, во время которого она срочно проигрывала в памяти их первые беседы с мужем после смерти Светланы.

— Понимаете, необходима какая-то зацепка, могущая дать толчок сознанию, чтоб привести его в норму, — пояснил Николай. Он называет себя Андре. Это имя вам ни о чем не говорит?

Ника отрицательно покачала головой:

— Никогда не слышала….правда, его отца звали Павлом Андреевичем, — растерянно добавила она.

— Это уже что-то! — улыбнулся Николай. — Я коротко расскажу, что мне удалось узнать из беседы с вашим супругом. Может, проясните еще какие-то детали, да и предстоящему разговору будете готовы, — Ника послушно кивнула. — Во-первых, что это за монах, которого ваш муж упоминал во время операции? — плод его воображения или вполне реальное лицо?

— Со слов Олега, этот монах-привидение однажды появлялось в детстве, а существовал ли такой монах на самом деле, я не знаю, — призналась Ника.

— Понятно, теперь во-вторых: меня ваш супруг признал, как своего старого друга — Николя. А это имя вам ни о чем не говорит? — Ника отрицательно покачала головой. — А имя девушки — Натали? — Ника наморщила лоб, — кажется, так звали ленинградскую бабку Олега, мать Павла Андреевича. Вам лучше обо всем этом спросить у матери Олега, — жалобно добавила она.

— Позже мы обязательно так и сделаем, — улыбнулся Николай. — Видите, коллега, по крайней мере, в чем-то я оказался прав, — повернулся он к терапевту.

— Догадки не могут заменить методик лечения, — недовольно возразил тот. — А они противоречит тому, что предлагаете вы.

— Посмотрим, а теперь слушайте, — обратился Николай к Нике. — Ваш муж Андре считает, что он находится в Праге, в больнице. Здесь он очутился, попав под лошадь, когда через улицу ринулся за девушкой по имени Натали. С этой девушкой они познакомились во время войны в какой-то усадьбе в России и поклялись друг другу в вечной любви…

— По-моему я догадываюсь, о чем идет речь, — перебила его Ника. — Олег в детстве жил возле парка, в котором находились развалины старой дворянской усадьбы.

— Весьма возможно, — подтвердил Николай, вспомнив давешний разговор с Андре. — По его словам, они с Натали снова случайно встретились в Праге где-то в году 1923-ем, 24-том, после чего она исчезла. Вы сама больше молчите, слушайте и поддакиваете, договорились?

Растерянно кивнув, Ника направилась в палату.

«Этот молодой хирург меня за дурочку принимает, — раздраженно думала она по дороге. — Человек после инфаркта, а он детскую игру затеял. Вопрос: чем болели вы в детстве: корью или скарлатиной, и то серьезней».

Палата, в которой лежал Олег, находилась в другом конце коридора сразу за постом дежурной сестры. Втайне надеясь, что стоит им только увидеться, и все сразу придет в норму, Ника осторожно повернула ручку двери. Стараясь не шуметь, подошла к койке и опустилась на стоявший рядом стул. Олег лежал под капельницей и дремал. Чтобы, как можно осторожнее обратить на себя внимание, Ника стала гладить подушечками пальцев ему ладонь, как обычно поступала в моменты интимной близости. Поглаживание было еле уловимым, но он всегда реагировал на него, сжимая в ответ ее пальцы своими. Но на этот раз пальцы остались безучастны, словно и не было никогда сотен таких пожатий…

Внезапно, словно почувствовав взгляд Ники, он открыл глаза и совершенно равнодушно посмотрел на нее.

— Я тебе никого не напоминаю? — как можно ласковее спросила она.

Лицо его посветлело.

— Натали, откуда ты здесь? — удивленно глядя на жену, поинтересовался он, и глаза его ожили и заискрились, — ну, конечно, как я сразу не догадался: тебя разыскал Николя… Какое счастье, что все же пришла. Пока тебя не было, я вспоминал, как в то далекое время в нашей многострадальной России мы поклялись ждать друг друга. И вот после многих лет скитаний по миру небеса сжалились над нами, даровав новую встречу здесь, среди пражских холмов на Влтаве.

Ника удивленно поглядела на мужа, и… весь запас нежных и ободряющих слов моментально превратился в застрявший в горле комок. Лежащий походил на Олега лишь издалека. Теперь же, разглядев его, как следует, Ника перестала его узнавать. Выражение осунувшегося лица, манера произносить слова, интонации глуховатого голоса, а главное — взгляд, выдавали совсем другого, незнакомого мужчину. Раньше она с подобным эффектом сталкивалась лишь в кино, когда талантливый актер, практически без грима внутренне преображался так, что становился неузнаваемым.

— Когда я оказался в Праге и, просмотрев список преподавателей университета, наткнулся на имя твоего отца, я испытал настоящий шок: ведь в России мне сообщили, что вас с отцом нет в живых, — радостно произнес мужчина. — Я сразу бросился разыскивать тебя. Но провидению было угодно, чтоб мы встретились случайно в полутемном зале библиотеки. Стул подле меня оказался свободным, ты села рядом, я инстинктивно повернулся, и мы сразу узнали друг друга. А потом, не в силах наговориться, долго-долго гуляли по набережной Влтавы. Ты рассказывала, что часто читаешь стихи Цветаевой, которые публикуют в местных русских журналах. А я ответил, что знаком с Сергеем Эфроном, мужем Марины, он тоже учится в Русском университете. Ты захотела ее увидеть. Я ответил, что она почти каждый день гуляет по Карлову мосту. И мы отправились туда, надеясь встретить, и чуть не наткнулись на нее. Она стояла у парапета и задумчиво смотрела на каменную статую рыцаря. И тут наше внимание отвлек какой-то русский офицер в потертом зеленом кителе и с Георгиевским крестом.

— Купите для вашей девушки браслет. Он с натуральными гранатами, вывезен из России, точная копия того, что описан у Куприна, — предложил он. — Отдам недорого.

— У нас такой уже есть, — ответил я, повернувшись к тебе.

А ты в ответ шепнула мне на ухо, что тот, подаренный браслет, пришлось продать в трудные времена.

— Тогда купим этот, — заметил я, разглядывая браслет на свету.

— Тот самый! — вдруг тихонько воскликнула ты. — Вот гравировка: «Моей дорогой Софи» и дата. Ума не приложу, как он мог здесь оказаться.

— Он сам нашел нас на чужбине, и теперь наши несчастья в прошлом, — примирительно ответил я. — Только больше не снимай его.

Мы еще поторговались, а когда офицер отстал от нас, Марина уже ушла…

Осторожно шмыгая носом, как маленькая девочка, и еле сдерживая слезы, готовые предательски хлынуть в любую минуту, Ника гладила по голове своего мужа, а он говорил и говорил без передышки. Временами казалось: еще чуть-чуть…