Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Натан открыл коробку и достал толстую папку: личный дневник, заполненный круглым почерком Эмили, с описанием последних двух лет ее жизни. Итак, он собирается проникнуть в тайну Эмили Гудрич. Имеет ли право на это? Нет ничего хуже, чем вторгаться в личную жизнь человека, так думал он про себя. Одно дело рыться в архивах Гудрича и совершенно другое — читать дневник этой женщины. И он закрыл тетрадь.
Однако его мучило здоровое любопытство: Эмили писала о последних днях своей жизни, она оказалась в такой же ситуации, что и он сам. Возможно, он чему-то научится у нее… Натан снова открыл тетрадь. Листая страницы, находил фотографии, рисунки, вырезки газетных статей, засушенные цветы…
Ничего плаксиво-унылого — скорее, дневник романтической и чувствительной особы. Натан внимательно прочел несколько записей, которые сводились к одному: осознание близкой смерти заставляет жить иначе — наслаждаться каждой минутой, быть готовым на все ради того, чтобы прожить еще немного.
Под одной фотографией, где она снята на пробежке, Эмили написала: «Я бегу так быстро, что смерть не догонит меня никогда». На одной из страниц приклеила скотчем локон своих волос до начала химиотерапии. Были здесь и вопросы, например, не единожды: «Существует ли место, куда мы все попадаем?..» Дневник заканчивался воспоминанием о днях, проведенных на юге Франции. Эмили сохранила гостиничный счет и открытку с изображением соснового бора, скал и солнца; на ней стояла дата: «Июнь 1976». За несколько месяцев до смерти… Внизу справа он прочитал: «Вид с мыса Антиб». Рядом она приклеила два маленьких конверта: в первом — светлый песок, во втором — засушенные растения. Он поднес конверт к носу и почувствовал запах лаванды… Впрочем, возможно, это всего лишь его воображение.
На последней странице — письмо, Натан тут же узнал почерк Гудрича. Он писал, обращаясь к жене, но дата стояла… «1977». Год спустя после ее смерти!
«Объясни мне, Эмили, как ты сумела прожить счастливый месяц на мысе Антиб, зная, что приговорена? Как удавалось тебе оставаться красивой и веселой? И где я взял мужество, чтобы не сдаться?
Это были безмятежные дни: мы плавали, ловили рыбу и жарили ее на мангале, гуляли по пляжу, ощущая прохладу вечера.
Когда я смотрел на тебя — в коротком летнем платье ты бежала по песку, — то почти верил, что смерть отступит, ты станешь святой Эмили, чудом исцеленной, и этот случай поставит в тупик врачей всего мира.
Однажды на террасе я включил музыку на полную громкость: вариации Баха, мы их часто слушали. Смотрел на тебя издалека, и мне хотелось плакать. Но вместо этого улыбнулся тебе, и ты начат танцевать, залитая солнечным светом. Ты помахала мне рукой, делая знак, чтобы я присоединился к тебе, — звала плавать.
В тот день твои губы были влажными и солеными, и, покрывая меня поцелуями, ты мне снова дала увидеть небо, море и ощутить подрагивание тел, нежащихся под солнцем.
Почти год прошел, как ты покинула меня. Мне так тебя не хватает… вчера был мой день рождения, но мне кажется, у меня больше нет возраста».
Натан пролистал еще несколько страниц. Ему попался текст, написанный рукой Гудрича, — об агонии Эмили.
«Сейчас октябрь. Это конец — Эмили больше не поднимается. Три дня назад, в момент передышки, она играла на пианино в последний раз. Это была соната Скарлатти с повторяющимися перемещениями пальцев для правой руки и аккордами арпеджио для левой. Темп исполнения снова меня удивил: она выучила сонату, будучи совсем маленькой. Когда я отнес ее в постель, она сказала:
— Я играла для тебя.
Несколько дней шли грозы, была буря. Море поднимаю огромные обломки и выбрасывало их на берег.
Эмили больше не встанет. Я поместил ее кровать в гостиной, где много света.
Настаивает, чтобы ее не госпитализировали, и это хорошо. Врач каждый день приходит ее осматривать. Свои медицинские заключения давать боюсь.
Дыхание все более затруднено. Почти всегда температура, озноб. Она постоянно мерзнет, в то время как тело горит. Помимо радиатора, разжигаю огонь в камине.
Вот уже месяц как я ни с кем не разговариваю, кроме Эмили и врача. Смотрю на небо и океан. Пью больше чем нужно. Ничтожество. А считал себя сильным. Надеялся, что алкоголь уменьшит боль и позволит забыться. Совсем наоборот: он возбуждает чувства и увеличивает остроту восприятии. И таком состоянии я не помогу Эмили.
Она больше со мной не разговаривает. Она больше не может это делать. У нее выпали два зуба. Это ужасно.
Не ожидал, не был готов, хотя видел много смертей: смерть — это часть моей работы. По можно сказать, что и ничего не видел, по сравнению с тем, что вижу теперь.
Открыл вторую бутылку вина из лучших сортов винограда и пью его, как какое-нибудь дешевое пойло.
Сегодня, в момент просветления, она попросила вколоть ей морфий. То, чего я боялся, прекрасно зная: рано или поздно она попросит меня об этом. Поговорил с врачом: он согласился».
Натан закрыл тетрадь, ошеломленный прочитанным. Спустился в гостиную, погасил обе лампы, закрыл дверь и вышел в ночь.
Существует ли место, куда мы все попадем?
17
Учиться жизни уже слишком поздно…
Арагон
Натан ехал ночью по заснеженным дорогам. События сегодняшнего вечера повергли его в ужас. Натан погрузился в меланхолию, его охватило чувство тревоги — кажется, он потерял контроль над собственной жизнью.
Временами на пустынных дорогах ему начинало казаться, что он не принадлежит больше этому миру, что он призрак, который бродит по Новой Англии.
Подумать только, как часто он жаловался на жизнь: слишком много работы, очень большие налоги, так много забот… Черт возьми, какой дурак! У него ведь не было ничего более приятного, чем само существование. Даже день, когда грустно, все же день, им прожитый. Сейчас-то он понимал это, жаль только, что не осознавал раньше.
«Ну да, ты не первый, кто чувствует это, дружище. Такая вот незадача: смерть заставляет задавать себе важнейшие вопросы, когда уже слишком поздно».
По лицу Натана скользнула рассеянная улыбка, он посмотрел в зеркало заднего вида: маленькое стеклышко отразило человека, обреченного на смерть. В самом деле, что думал он о смерти в глубине души?
«Давай, не время обманывать себя, Нат! Я скажу тебе, что произойдет: сердце перестанет биться, вот и все. Человек — это всего лишь скопление клеток. Его тело разлагается в земле или сгорает в печи крематория, и все кончено, баста! А остальное — просто чудовищное вранье». Вот о чем думал он, погружаясь в ночь.
Становилось все холоднее, изо рта шел пар. Натан включил отопление, продолжая размышлять. «А если, несмотря ни на что, человек не только телесная оболочка? Что, если есть еще что-то — тайна. Неведомая сила, отдельная от тела, — душа…»
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
