перевернулась на спину и сжала руку в кулак. Изумруд блеснул глубоким зеленым и погас.
Пока отец жил с нами, правила устанавливал он. Во сколько быть дома, сделаны ли уроки, выполнена ли моя часть обязанностей по дому — он контролировал все. И соответствовать его ожиданиям было сложно, хотя я старалась.
Но когда он нас бросил я осталась предоставлена сама себе. Мама ушла в депрессию, которая закончилась парой неудачных попыток устроить личную жизнь, и я по максимуму вкусила свободу. Это только в выпускном классе она очнулась и попыталась меня приструнить, но было уже поздно.
Я со злостью подумала про папины пластинки, оставшиеся дома — как вернусь, все распродам без сожаления! — а потом достала телефон и открыла заметки.
Задумалась ненадолго и написала:
— найти кольцо Элианор
— найти хрен пойми что у отца
— забрать Яшу
— продать пластинки и граммофон
— попрощаться с Робертом
Последний пункт был необязательным, но я упрямо внесла его в список. Ведь он был единственным моим другом здесь. Единственным, кто ни разу не предал и не обманул, в отличие от той же Аннабель.
И только он заслужил хорошего отношения в ответ.
На следующее утро граф Стендброк старший, вместо того, чтобы поприветствовать меня лично, прислал в таверну своего слугу, который передал, что после обеда его сиятельство будет рад видеть меня на пикнике в замковом парке.
Роберт младший, как единственный мужчина, должен был сопровождать нас всю дорогу до места встречи. Отказаться было невозможно, поэтому мы неспешно позавтракали, близняшки помогли мне переодеться и мы двинулись в путь.
Королевский парк располагался на противоположной от дома Анги стороне города. К нему вел широкий, мощеный булыжником проспект и, проехав половину пути, мы уперлись в каменный мост.
Оказывается, река делили Лагос пополам и, чтобы оказаться на той стороне, нужно было дождаться своей очереди — мост, в отличие от мостовой, был в два раза уже.
На середине моста стоял человек в темно-синем камзоле с длинной палкой красного цвета в руках. Каждый раз, когда он открывал или закрывал проезд, палка описывала над головой круг и повозки трогались с места.
Пришлось прождать почти пятнадцать минут, прежде чем очередь добралась до нас, и к обеду мы опоздали. Это было видно по еще более недовольному, чем обычно, лицу Роберта старшего.
Морщины у переносицы в обрамлении густых седых бровей стали для меня его визитной карточкой.
— Пунктуальность никогда не была твоей сильной стороной, — буркнул граф, не удостоив сына и взглядом.
Роберт младший кивнул и помог мне спуститься.
— Доброе утро, Элиза. Прошу простить моего нерадивого сына — с правилами этикета он знаком очень посредственно.
— А что такого? — бодро возразила я. — Опоздание на пятнадцать минут — вежливость королей, — и, не дав графу шанса дотронуться губами до моей руки, я прошла через изумительную кованую арку на территорию парка. — Так где будет пикник? Я ужасно голодна.
Пунцовые Сиззи и Роззи последовали за мной, а дровосек, которого сопровождала Дали, прикрыл улыбку кулаком. Пожалуй, этот его жест, который, конечно, не укрылся от глаз графа, порадовал меня больше всего.
Приятно знать, что сегодня я не одна против всего мира.
На лужайке с идеально подстриженным газоном нас ждал накрытый белой скатертью столик на двоих и два удобных кресла. Я села и, насколько позволил корсет, откинулась назад.
Граф разместился напротив и по его кивку слуги принялись сервировать стол.
— Пришлась ли вам по вкусу Ярмарка? — спросил граф.
— Очень, — я бросила короткий взгляд на Роберта младшего, стоявшего за спиной отца, и добавила. — Бродячие цирковые артисты оказались милейшими людьми.
Граф приподнял брови, требуя пояснений.
— Их шпагоглотатель на самом деле настоящий конокрад, а девушка, что ходит по канату, как по земле — превосходная оконная воровка, — я врала, не краснея, и пока дровосек давился смехом, шея графа шла красными пятнами.
— Правильно ли я вас понял? Роберт Стендброк младший, чьим рукам я доверил ваше благополучие, допустил это нежелательное во всех смыслах знакомство, после которого вы нашли забавным аморальность их существования?
— Нет, — я сжала губы, готовая защищать Роберта, но по его в миг окаменевшему лицу поняла — бесполезно. Чтобы я не сказала, граф своего мнения не изменит. — Я говорила о другом.
— Я понял вас, Элиза. Сами того не желая, вы стали жертвой безответственности моего… сына. Приношу вам свои глубочайшие извинения и смею заверить, в будущем я прослежу, чтобы такое больше не повторилось.
— Но…
— Безусловно, став моей женой и мачехой Роберта, вы будете видеться на званых ужинах и официальных выездах, но в остальном… я считаю необходимости в вашем общении нет.
— Он ничего не сделал! — возмутилась я.
— В том-то и дело, моя дорогая леди. Просто примите это как данность — бастарду никогда не стать графом. Когда вы подарите мне наследника, я отошлю Роберта в гарнизон его Величества. Соответствующие бумаги уже подписаны, — я сглотнула, когда Стендброк старший небрежно махнул рукой в сторону Роберта.
Застывшего, словно статуя, будто он и не человек вовсе.
— Вы не можете! — выдохнула я, чувствуя, как сердце сжимается от ужаса и жалости.
— Позвольте поинтересоваться, что вы имеете в виду, когда говорите, что я чего-то не могу? — спросил граф, откладывая салфетку.
Я посмотрела ему за спину, на Роберта, который уже взял себя в руки и смотрел только на меня. Брови над серыми глазами сошлись вместе и он коротко повел головой из стороны в сторону.
Я сглотнула.
— Только то, что… что так вы подвергаете меня опасности, — граф улыбнулся и впервые посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
— Смею вас заверить, Элиза, как моей невесте, вам ничего не угрожает. А, став моей женой, вы и вовсе станете неприкасаемы.
— И все же, я не вижу в этом смысла. Роберт никому не помешает.
— Решение уже принято и менять его я не собираюсь, — отрезал граф и вернулся к обеду.
Я снова посмотрела на Роберта младшего и вздохнула. Теплый летний ветерок отбросил пряди, выпавшие из высокой прически назад, и я покрылась мурашками.
Лето на исходе. Свадьба состоится меньше, чем резе две недели и если граф лишит меня общества Роберта до того, как я найду выход, у меня просто опустятся руки.
Без него я ничего не смогу…
— Я