и как можно нежнее пытаюсь уговорить:
— Послушай, можно всю жизнь просто избегать руля. А можно понять, в чем причина страха, и попытаться что-нибудь с этим сделать. Давай попробуем разобраться?
— Да тут нечего разбираться, — вдыхает наконец Ника. — Я прекрасно знаю, с какого момента всё началось. И мой страх, и… кое-что остальное. Только не хочу грузить тебя своими проблемами и воспоминаниями.
— Раз уж я твой парень, забудь о таких словах. «Мои проблемы». Есть только наши, окей?
Ника как-то странно на меня смотрит, будто не может решить, стоит ли впускать меня в свою душу. А потом все же кивает.
— Ладно, я расскажу. Только обещай, что никогда не расскажешь моим родителям. Я поклялась им, что никто об этом не узнает.
Глава 29
Раньше я никому не решалась рассказать о том, что случилось в мои подростковые годы. Да и повода как-то не было — воспоминания так глубоко засели в моей голове, что в обычные дни я об этом даже не думала. Так, иногда перед сном приходили дурные образы, не более. Но вся эта история с Димой и курсами вождения пробудили старые раны.
— Мне было лет двенадцать, — медленно произношу я. Дима припарковал машину и пригласил меня пересесть на задние сидения, так что теперь я могу держать его за руку и положить голову на плечо. Это успокаивает. — У мамы с папой начались постоянные скандалы. Я тогда еще не понимала почему, но бывало, что они могли целыми днями орать друг на друга. Только увиделись в коридоре — сразу какие-то предьявы по идиотским причинам. Жить дома было невозможно. Поначалу мне, как и каждому ребенку в такой ситуации, казалось, что дело во мне. Я плохо учусь, плохо убираю комнату, плохо еще что-нибудь. Из-за этого родители расстроены — из-за разочарования во мне.
Не знаю, зачем решила поделиться именно этой частью рассказа, ведь непосредственно к моей фобии это не имеет отношения. Просто вдруг захотелось пожаловаться — за всю жизнь у меня так и не нашлось человека, которому, пусть и с запозданием в десять лет, я могу про все это рассказать.
— Оказалось, дело в другом, — продолжаю я. Слезы и истерика давно закончились, так что я говорю с ледяным спокойствием. — Вернее, в другой. В женщине. У папы появился кое-кто на стороне, но он не стал уходить из семьи. Жил сразу с двумя женщинами, по сути: ночью — с мамой, днем — с той… — Я едва сдерживаюсь, чтобы не обозвать ее плохим словом. — В общем, из-за этого он к маме охладел. Она за это на него обижалась, хотя про измену пока не знала, и всё пошло-поехало — скандал за скандалом. Однажды родители даже пришли ко мне и начали задавать вопросы в духе «с кем бы ты хотела остаться?» Я заказывала такие истерики, что они в ужасе убегали из моей комнаты. Но всё равно всё как будто двигалось к разводу. А однажды мама застала папу с другой…
Дима сжимает мою руку, показывая, что он рядом и поддерживает меня.
— Увидела где-то вместе, наверное. Я никогда не спрашивала подробностей. В любом случае мама принеслась в тот день домой вся в слезах, у нее дрожали руки. Она заставила меня собирать свои вещи. Буквально заставила — я, конечно, никуда не хотела уходить, но она так кричала… Мама и сама быстро упаковала самое необходимое по сумкам, утащила их и меня к машине. Сейчас я понимаю, что ей нельзя было садиться за руль в таком состоянии. Она ходить-то едва могла, не то что управлять машиной.
Я замолкаю, собираясь с силами.
— Вы во что-то въехали? — спрашивает Дима, когда тишина становится слишком долгой.
— В кого-то, — поправляю я. — В школьницу. На пешеходном. Мама просто ее не заметила. До сих пор помню, как ее тело отлетело — как мешок с мусором.
— Она?..
— Выжила, — отвечаю на недосказанный вопрос. — Хотя в больнице пролежала много. Мне никто не рассказывал подробности, я и так была слишком испугана и шокирована. Но подозреваю, что у нее травмировался позвоночник или что-то такое. Маму таскали по судам, обложили то ли штрафами, то ли шантажом, чтобы она выплатила какие-то нереальные суммы родителям той девушки. Это общее горе сплотило маму и папу. Возможно, папа чувствовал себя виноватым за то, что это произошло. Я еще долго боялась садиться в любые виды транспорта, но со временем это прошло. Даже смогла как-то закончить курсы в автошколе. А вот с тобой почему-то эта старая фобия всплыла… Такая история.
— Мда… — тянет Дима. — Это многое объясняет. И твой страх, и твое… отношение к изменам.
Да, он прав. Я тоже задумывалась над этим раньше — откуда такое невероятное желание разоблачить всех мужчин-обманщиков, к числу которых я со временем перестала причислять папу. Он исправился и стал примерным семьянином, но вряд ли был с тех пор хоть раз счастлив. Как и мама, которая вряд ли об его поступке забыла, но с возрастом как будто бы простила. В любом случае они всё еще вместе, и я не уверена, насколько это для них хорошо.
— Извини, что оставил тебя в машине одну, — говорит зачем-то Дима, хотя его-то я нисколько не винила. Вполне могла ответить тому соседу, что у меня нет ключей, что я не умею водить и машину отгонять не собираюсь. Нет, зачем-то решила помочь, и фобия, злая карга, почувствовала мою слабость и долбанула по башке.
— Ты не виноват. Сама тупанула.
Дима мнется, будто собирается сказать что-то еще. Я чуть отстраняюсь от него и смотрю в глаза — он отводит взгляд.
— Что такое? — не понимаю я.
— Просто… Ник, давно собирался с тобой на эту тему поговорить, но теперь и не знаю, с какого края подступиться. Я о твоих проверках. Ты их не забросила, верно?
Теперь моя очередь отводить глаза. Ну да. Я тоже давно поняла, что он догадался.
— Теперь ведь ты понимаешь, как это для меня важно?
— А мне кажется, наоборот. Ты как мазохист. Однажды тебе сделали больно, и теперь ты постоянно ковыряешь ранку, проверяя: еще не зажила? А сейчас? А теперь? Только в итоге такие раны становятся всё больше.
— Я ведь уже говорила…
— А я тебе говорил, что не все мужчины такие. А если и все, нечего становиться причиной для их падения.
Я молча смотрю в окно на двор. Там гуляет девушка с собакой, и я концентрируюсь на дурацкой стрижке пёсика,
