Увижу ли тебя, услышу ль голос твой? И долго ль в мрачности ночной Мне с думой горестной, с душой осиротелой Бродить… Неожиданно свист, оборвал поэта. Давыдов вздохнул, прикрыв глаза, склонил голову в поклоне и развернувшись пошёл к своей лошади. До меня донеслось только тихое: «Прощайте». И уже через пару минут различался отдалявшийся перестук копыт.
— Это совершенно неприемлемо, — возмущённо заявила Ольга, как только гусарский подполковник скрылся из виду.
— Думаешь, наше мнение его как-либо остановит?
— Ой, не было бы от этого беды, барышня. — прошептала она тревожно.
— Просто не стоит обращать на него внимание. Гусары всегда довольно эпатажны. Ну а тут, мы единственные особы женского пола. Вот голову у них и сносит.
— Но ведь в городе же были, неужели в «весёлый дом» не наведались? Зачем же вас так компрометировать?
— О… Господи, Ольга! — невесело рассмеялась я. — Мы уже столько времени путешествуем в окружении огромного количества мужчин. Думаешь у нас осталось незапятнанное renommée (*репутация)? Боюсь, даже наличие тут моего жениха уже не спасёт её. Неприятно осознавать, но от этого только хуже. Ты же помнишь, как на нас косились у губернатора, в Смоленске.
— Но как же… — опешила компаньонка, — я же всегда в вами, неотступно!
С сочувствием сжала её предплечья.
— Ты ждала меня, ma chère! — неожиданно услышала рядом родной голос. Странно, что он появился так тихо и пешком.
— Конечно, mon cher! — улыбнувшись повернулась к жениху. — Наконец-то вы вернулись, — протянула к нему ладони, — а тут…
— Мы ждём вас и не ужинаем, — перебила меня Ольга, пригласительно протягивая руку у накрытому столу.
Чуть позже прибыла группа с гружёной телегой. Счастливая Степанида занялась инспекцией привезённых вещей, а мы смогли спокойно поговорить с Павлом.
— Давыдов приезжал. Его повышенный интерес начинает понемногу раздражать.
— Прости mon amour, увы пришлось немного задержался в городе.
— Что-то случилось? — мне во всём уже мерещился подвох.
— Да, мне донесли, что инвалидов у тебя хотят отобрать. Будете уже не развозным госпиталем, раз оперируете на месте сражений.
— Но как же так… мы же планировали…
— Да, мы хотели просить позволения на твой уход со мной партизанить после Москвы… когда будут организовывать новые отряды и для них будет требоваться хоть какое-то место для лечения раненых. Но думаю, тебе стоит завтра быть не далеко от светлейшего, и добиваться разрешения создать партизанский госпиталь уже сейчас. Раз это движение уже начато. Да и считаю, «сражение» за первопрестольную тебе лучше не видеть.
— Но я же опять столкнусь с Давыдовым… — с тревогой я сжала его руку.
— Не волнуйся, ma chère, — ответил он спокойно, — он хоть и поэт, но очень амбициозен. А это для него реальный шанс выделиться. Чтобы он там не пел в своих романсах, Денис Васильевич военный до мозга костей, истинный патриот, и он будет выполнять поставленную Кутузовым задачу. Караулить тебя у него просто не будет возможности.
— Не станет ли такое его внимание мешать нашим планам?
— А ты заинтересована в его ухаживаниях? — спросил Павел удивительно спокойно.
— Нет конечно, — ответила не задумываясь.
— Тогда его внимание меня не волнует, — улыбнулся жених в ответ, — твои глаза вспыхивают, видя меня, и это главное.
Глава 14
28 августа 1812 года
С первыми лучами солнца армия покидала Можайск. Увы, но Кутузову было совершенно не до меня, что вполне понятно. Желая не пропустить возможность пообщаться с главнокомандующим, решили быть поближе к штабу, но такие малозначимые личности, как мы с женихом, совершенно не вызывали ни у кого желания нам помогать. А так как Михаила уже с нами не было, провести к светлейшему нас оказалось некому.
В любом случае, мне первоначально следовало обратиться к Виллие, и заручиться его содействием в планируемом нами предприятии.
В огромной толпе идущих людей передвигаться было лучше всего на Ветре. Как и после Смоленска, армию вновь сопровождали беженцы.
Лейб-хирург ехал в окружении нескольких мужчин и, судя по разговору, все они имели отношения к врачебной стезе. Что удивительно, присутствующие были примерно одного возраста с Яковом Васильевичем, то есть недавно разменяли четвёртый десяток.
Заметив нас, шотландец представил меня и Павла сопровождающим.
— Доброе утро, баронесса, — донеслось сзади и, обернувшись, с удивлением признала в осунувшемся мужчине на чалом мерине, моего бывшего начальника.