Я приехал. И хрен я уеду.
Достаю телефон и быстро печатаю:
«Стадион 64-й школы сегодня 20.30»
Убедившись в том, что моё сообщение прочитано адресатом, бросаю телефон на сиденье и дергаю с места, понимая, что меня вырубает.
Это ответ на вопрос, чем занять себя в оставшиеся пять часов. Добравшись до пустой квартиры родителей за пятнадцать минут, врубаю новенький кондей и иду в душ.
Я не предупредил о том, что заявлюсь вот так, потому что и дебилу понятно, на кой хрен всё это, а уж мою мать тугодумной никак не назовёшь.
Пытаясь не сточить плечи о тесные стены родительской ванной, бреюсь и голый валюсь в кровать. В советской девятиэтажке все будто нарочно строили не для людей, иначе какого хрена мне здесь всю жизнь так тесно?
В половину девятого вечера стадион моей родной школы выглядит, как муравейник. Моё присутствие здесь явно волнует многих, особенно незнакомых женщин возраста моей матери с колясками, набитыми внуками. Этим летом дышать по большей части нечем, но конкретно здесь пахнет, как раньше. Травой и землёй.
Сидя на скамейке, бросаю в спортивную сумку ключи от машины и затягиваю шнурки на старых беговых кроссовках, которые не надевал со школы.
- Прииииивет… - бахает по ушам тонкий запыхавшийся голосок, и в мою скамейку врезается убитый велик, розовый, как жвачка.
Подняв голову, вижу веснушчатое лицо Тони и широкую улыбку, которой не хватает центрального резца. Это пиздец как забавно, потому что пять часов назад он был ещё при ней.
- Здоровались, - улыбаюсь, упираясь локтями в колени.
Девчонка похожа на мать так, что я тупо охреневаю от этого, как в первый раз. Я не спец в общении с детьми, хрен знает, как себя с ними вести, но с этой у меня вроде проблем нет. Проблема в том, что я смотрю на неё и представляю Алевтину беременной. От, блять, меня. Тру ладонью подбородок, сжав зубы и задержав воздух, потому что в моих яйцах случается спонтанный выброс тестостерона.
- Эм… эм… а зачем ты побежишь? - щебечет мой растрепанный, блин, информатор, слезая со своего велика и опуская его на траву.
Осматриваюсь, впившись глазами в ворота стадиона.
- А мама твоя где? - спрашиваю хрипло, бросая на колени толстовку, чтобы мелкая раньше времени не узнала, чем конкретно делаются такие, как она.
Блять.
- По телефону остановилась поговорить. С дядей каким-то… - беспечно сообщает Тыковка, заглядывая в мою сумку.
- И часто она с ним разговаривает? - спрашиваю обманчиво спокойно, убирая толстовку к хренам.
- Ага и даже приходил как-то! Конфет принес, кислые были. Карамельки. Не люблю такие. Я киндер-шоколад люблю. У тебя есть собачка? - ковыряет пальцем облупившуюся краску.
- Нет, - говорю, вставая.
- И у меня нет…
Она вздыхает и садиться на скамейку болтая ногами.
Алевтина входит в ворота стадиона. Тонкая, прозрачная и серьезная. Одетая в розовые лосины и широкую футболку.
Застегнув сумку, срываюсь с места без разминки.
Глава 29. Аля
Широко шагая по тротуару, глотаю пыль из под колес велика своей дочери, которая крутит педали, как одержимая.
- Тоня! - ору ей в спину, но та скрывается за раскрашенными в триколор воротами школьного стадиона.
Ускоряюсь, на ходу запихивая телефон в свою поясную сумку. Поправляю хвост и треплю чёлку, перебегая дорогу и оглядываясь по сторонам. Потому что и с тех пор, как Орлов возник, будто чёрт из табакерки, я весь день собираю лбом дверные косяки.
Он знает, что я приду. Он пунктуальный до чертиков, поэтому я знаю, что он уже там.
Он приехал домой на две недели. В отпуск. В котором не был никогда. Об этом в офисе знают все. И, зная его работоспособность, это выглядит, как попытка суицида!
Он приехал ко мне.
От этого в груди тянет.
Сейчас я не хочу думать о том, что из всего этого получится.
Возможно, ничего хорошего?
Только он и я.
Здесь. Дома. Где я жила все эти годы, не зная о его существовании. Я думаю, что встреться мы в семнадцать, я бы и тогда втюрилась в него с первого взгляда! И я жалею, до слез жалею, что мы не встретились тогда.
Боже, что за дурь. Но моё сердце радостно сжимается, потому что, каким бы придурком Орлов порой не был, от одного его вида и присутствия где-то поблизости мне становится спокойнее. Так было и в Москве, просто я не хотела себе в этом признаваться, а сейчас могу. Могу!
Это чувство внутренней свободы просто разрывает меня на части.
Именно сейчас я ценю это чувство, как никогда в жизни. Я понимаю это именно сейчас, когда вхожу в ворота стадиона и быстро осматриваюсь, находя глазами сначала Тоню, а потом Славика.
Именно сейчас я понимаю, что всё сделала правильно. С Марком. Когда он позвонил во второй раз, я ответила ему то же самое. Я не хочу вспоминать об этом, потому что это было не просто. Но это было правильно! От облегчения мне хочется зареветь. Зареветь от того, что теперь всё это в прошлом.
Быстро иду к скамейке, где крутя головой и болтая ногами, сидит Тыковка. Исподтишка наблюдаю за тем, как тело Орлова ведёт себя в беге.
На нём синие шорты и белая футболка.
Я просто помешанная, знаю.
Но эти чертовы шорты сидят на нём, как родные. Натягиваются на его бёдрах и заднице, обозначая мышцы. Его большое тело пружинит и двигается так скоординированно, что я не могу отлепить от него глаз. Так может двигаться только человек, имеющий какой-нибудь спортивный разряд.
Смотрю на его темноволосый затылок, спрашивая Тоню:
- Хочешь сходить на турники?
На скамейке рядом с ней лежит потёртая спортивная сумка.
Улыбаюсь.
Эта сумка выглядит, как взрыв из его борцовского прошлого. На неё навешаны всякие значки и наклейки, и она очень древняя на вид. Немного подумав, отстёгиваю свою и кладу сверху.
- Эмм… можно я просто покатаюсь? - спрашивает Тыковка, торопливо спрыгивая на землю.
- Так, чтобы я тебя видела, - киваю, поправляя аналогичный моему хвост.
- Ага! - подхватывает свой велик, быстро перебрасывая ногу и запрыгивая на него.
Усевшись на её место, разминаю голеностоп и затягиваю шнурки, продолжая наблюдать за Орловым.
Остановившись за футбольными воротами, поворачивает корпус и делает наклоны. Сгибая в коленях ноги, прыгает вверх, а когда приземляется, опасаюсь, что старый асфальт пойдёт трещинами.
Снова перейдя на бег, за пару минут огибает стадион.
