Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
смазливым актером по фамилии Савельев, который нежданно-негаданно открыл в себе писателя. Я пару раз бывал в жюри детских литературных конкурсов, и вот там подобные тексты — норма, но никто их не издает и не превозносит.
Савельеву повезло больше, поскольку он оказался своим, из столичной культурной тусовки.
Ну а затем произошло то, что я называю «эффектом лома»: книгу по каким-то причинам — не обязательно за деньги, хотя бывает и такое — хвалит кто-то из литературных ЛОМов, лидеров общественного мнения, та же Шапоклякович, и после этого творение начинают превозносить все подряд, даже те, кто не прочитал ни одной страницы, ведь надо же показать, что ты в тренде, интеллектуал, не тупня подзаборная, и знаешь современную литературу. В результате Савельев очутился на третьем месте «Громадной книги», взял какую-то премию попроще и был назначен «явлением».
Мне, как «будущему русской словесности», пришлось с его произведением ознакомиться, и я даже дочитал до конца, ни разу не проблевавшись, но это лишь благодаря невероятной силе воли.
— А тебе что у него понравилось? — спросила Илона, которой неожиданно понадобился не просто молчаливый собеседник, а ответ.
Увы, я не мог сказать, что меня восхитила тупая наивность автора, решившего, что писать от лица кота — это оригинально, что никто так никогда не делал, а также его хроническое неумение строить предложения и употреблять слова правильно.
— Эээ, амбивалентность, — вспомнил я недавно прозвучавшее слово. — Контекст. Отражение роли общественности в…
Нести пургу — признанье наше, набьем вам уши манной кашей, в мозги мы плюнем ядом гнусным, наврем с три короба искусно, расскажем о величии своем и в памяти народной не умрем… Знай всякий, что крутые русские писатели мы есть, и быть таким, как мы — позор и честь!
Глава 11
За эти дни я еще несколько раз позвонил Маше, дважды написал, но она не ответила. Потом я плюнул и решил, что сначала разберусь с мемуарами, напишу президента, а потом займусь личной жизнью.
Сил на нее пока все равно не было.
Мы продолжали встречаться с людьми, файлы заметок на серебристом нетбуке пухли, число их росло. Главы выстраивались в должном порядке, насаживались, точно бусины на нить, и некоторые уже были плотными, вещественными, хотя другие оставались намеком, наброском, планом. А по ночам я сражался с «Навуходоносором», я сбрасывал туда все, что не мог использовать днем, и роман ветвился и рос, точно молодой баобаб. Неожиданные повороты, аллюзии, второстепенные герои — я перестал все это контролировать, понемногу росло осознание того, что я не смогу, просто не сумею это переписать, отредактировать, а может быть, вообще не надо этого делать. Но в любом случае я пока использовал текст как отдушину, как личную психотерапию, склад мыслей и эмоций.
Спал я мало, и дурная усталость одолевала все сильнее.
— Ладно, на сегодня хватит, — сказал я Вике, когда мы приехали ко мне после двух встреч подряд: одна прошла в МГИМО, ради другой мы посетили собачий питомник под Москвой, где разговаривали, увы, не с псами.
— Не будешь писать? — Она посмотрела на меня с удивлением и даже тревогой. — Устал?
— Да. Сегодня хоть высплюсь.
— Хорошо. Завтра никуда не едем, похоже, так что я буду к полудню. — И она неожиданно погладила меня по щеке, так что я замер, будто забитый хомячок, неожиданно получивший ласку вместо пинка.
Я выбрался из машины, предвкушая, как паду в сладкие объятия кровати, как засну сном богатырским и оглашу покои свои храпом громким на страх соседям!
Но вся дремота слетела с меня, когда я вошел в квартиру и обнаружил, что в прихожей горит свет! Неужели Анна Ивановна явилась, чтобы выкинуть сначала мои вещи, а потом и меня, и ей наплевать, что у меня заплачено за весь месяц, ибо в этот день поразит Господь мечом своим тяжелым, большим и крепким левиафана, змея, прямо ползущего, и левиафана, зверя изгибающегося, и левиафана, вовремя квартирную плату внесшего!
Или я просто забыл нажать клавишу, когда уходил?
Но в комнате кто-то ходил, я слышал приглушенные смешки и голоса, один из них мужской: ну вот, она притащила сына-амбала, и, значит, меня и правда собрались выселять.
— Братан, привет! — В прихожую заглянул Петька, и от облегчения я даже вспотел.
— Блин! Твою мать! Едрить! — воскликнул я. — Напугал!
Я хотел спросить, как он сюда попал, но вовремя вспомнил, как оставил ему запасной ключ и старый ноут утром после визита в «Крокодил», когда срочно отбыл на встречу с литературно углубленными школьниками.
— Лэээв? — Из-за плеча Петьки выглянула Бакова, и на лице альтернативной критикессы я увидел то, чего никогда ранее там не лицезрел: смущение. — Привэээт… Мы тут к тебе… Пришли, в общем. Всё клево.
— Я вижу, — сказал я, и принялся стаскивать туфли. — Убрались? Посуду помыли? Бельишко постирали?
— Да ладно, братан, мы ж так, с дружеским визитом. — Петька засмеялся и хлопнул меня по плечу. — И ключ отдать. Сейчас чаю попьем, все дела, шуры-муры… Мы теперь вдвоем. Веришь, в натуре?
Я закрыл глаза и на мгновение прислонился лбом к восхитительно холодной стене.
Велики чудеса Твои, Всевышний, сводишь Ты вместе коммерческого сетевого писателя, который вроде бы как женат, и типичную девицу из литературных кругов, таскающую в сумке антидепрессанты и талончик на прием к психотерапевту, излишне тонкую душевную натуру, обладательницу — по ее словам — биполярного расстройства, депрессии и всех прочих модных болезней творческих женщин! И делаешь Ты это с помощью скромного раба Твоего, более всего на свете желающего ныне положить голову свою на подушку свою, дабы поспать спокойно!
— Нет, не верю, — сказал я наконец. — Но пить не буду — сразу говорю!
По крокодильей усмешке Петьки я понял — нет, не отвертеться мне сегодня.
— Я со своей развожусь, уж и заяву подал, — сообщил он. — С Иркой теперь будем. Да?
— Пэээтр! — взревела она, за что была вознаграждена звучным хлопком по заднице. — Нахаал!
Последнее слово прозвучало игриво, и за ним не последовало обвинений в харассменте, обзывания мужским шовинистическим цисгендерным свинохряком и прочих ритуальных возгласов.
— Совет да любовь, — сказал я с такой фальшивой благожелательностью, что на свадьбе меня немедленно начали бы бить по лицу.
На кухне обнаружилось аж две бутылки крымской мадеры и салаты в контейнерах.
— Давай, не жмись, братан, епта, — приговаривал Петька, набулькивая темно-желтой жидкости в стакан. — Ты нас познакомил и, значит, ты во всем и виноват, чо. Как вариант. Бывшая моя на тебя в суд подаст теперь, ха-ха.
Жена его
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
