зовут. И для всадников особливо употребляют.
— Мушкеты? Ого! Эко ты хватил! А строем ты этих удальцов ходить учить не хочешь?
— Зачем? Мне же не солдаты нужны, а охранники. Им то зачем строй?
— А мушкеты зачем?
— Калибру они доброго, большого. Ежели их дробом мелким заряжать, то накоротке очень можно неприятно удивить злодеев. Вот и думаю — было бы славно к паре пистолетов и карабин такой добавить. Чтобы поднять еще огневую силу моей охраны.
— Все? Или еще чего?
— Кирасы и шлемы бы. Но тут не уверен. Надо опыты ставить, дабы разобраться — подойдут ли.
— Что копейщикам давали в солдатских полках?
— Ну можно и такие. Но тут, повторюсь, не уверен. Надобно попробовать. Посмотреть. Подумать. С одной стороны, это железо бы сильно повысило бы стойкость ребят. А с другой стороны — не навредит ли? Все-таки тяжелое.
— Твой аппетит растет прямо на дрожжах, — заметил Ромодановский с усмешкой. — Гляжу недалече и до потешного полка и пушек. А? Верно мыслю?
— Я мал для марсовых забав. И военное дело еще не изучаю. Да и без пригляда отца такими вещами заниматься не стану.
Федор Юрьевич вновь покивал, принимая ответ.
С недавних пор ближник отца стал его такими вопросами проверять «на вшивость». Смотреть на реакции. И прощупывать мотивы. Это было слишком хорошо заметно, но Алексею нечего было скрывать в этом плане, а потому и притворятся не требовалось.
Сам Алексей встречно не робел спрашивать. И ссылаясь на свое малолетство постоянно выпытывал, отчего было принято то или иное решение. Дабы понимать местные расклады. Все-таки эта эпоха очень сильно отличалась от его родных времен. И то, что казалось дикостью там — выглядело разумным, оправданным и даже правильным тут. И наоборот…
Еще немного постояли — посмотрели, как бойцы охраны тренируются. После чего пошли прогуляться в сторонку.
— Военное дело, говоришь, не изучаешь?
— Мал еще.
— А вот это, что?
— Федор Юрьевич, ежели что дурное делаю — ты прямо скажи. Просто меня иной раз распирает. Не могу сидеть на попе ровно. Словно шило там. Вот дурная жопа рукам покоя и не дает.
— Отчего же дурное. Нет. Но разве это не военное дело?
— Да куда там? Я просто думал о том, как отбиваться стану, ежели на меня нападут. И посчитал, что нападать вряд ли большим числом станут. Оттого эти пистоли могут многое решить и на исход дела повлиять.
— Ну пусть так… пусть так…
— Ежели скажешь, что пустое это, то я и прекращу. Мал ведь. Многого не разумею. Оттого могу и ошибаться.
— Пускай все идет как идет. Хм. Как думаешь, ежели ту пробку что ты удумал для запального отверстия, врезать в солдатские мушкеты, у них получится увеличить количество залпов?
— Нет, не думаю. Скорее пустую мороку это наведет и поломки увеличит. Они же разгораются и их в срок менять надо, иначе беда случиться может.
— Отчего же так? Неужто солдаты такие дурные?
— Я сколько мимо не проезжал, видел только экзерциции строевые. Шагистику там и приемы. То дело доброе. Без него, мыслю, никуда. Но вот ни упражнений с клинками, ни с багинетами ни учебную пальбу из мушкетов не видел. Хотя вру. Пару раз смотрел как залпами бьют. Зарядились. Навели стволы. Отвернулись. И выстрелили. Но при отвороте головы часть мушкетов в небо задралось, часть к земле склонилось. Оттого залп мыслю вышел бы слабый и бестолковый. Больше ворон пугать, чем врага поражать.
— Думаешь не сумеют освоить?
— Может и смогут. Но тогда к их учебе надобно совсем иначе подходить. Хм. Ты вот когда ложкой щи хлебаешь разве думаешь о том, что да как делать? Можешь полагаю и зажмурится. А все одно — ложка в рот попадет. Так ведь? Чай в ухо ей не заливаешь щи?
— Ну… — задумался Ромодановский, — наверное. Но к чему это?
— Видел, как я твоих ребят и гоняю? Вот. А все для того, чтобы они стреляли и перезаряжали много. Дабы привыкли и даже в нервической обстановке это делали быстро и слажено. А иначе как? Вот я и полагаю — пока солдаты должно не обучены какое оружие им не дай — все медленно станут делать и не ловко. Оттого им чем более дубовое оно, тем лучше. Чтобы не сломали.
— Не веришь ты в силу наших полков, — усмехнулся Федор Юрьевич.
— Не мне судить о воинском их мастерстве. Но, мню, ежели столкнутся они с теми, кто умеет славно и мечом владеть, и мушкетом, то мало нам не покажется.
— Со шведом?
— Да пусть и со шведом. Сказывают, что дерется он крепко. А мы? А наши солдаты? Без шагистики и строевых приемов — никуда. Но и оружием мню надо уметь пользоваться. Да и сами переходы. Если честно, я даже не слышал, чтобы наши полки учили ходить. На сотню верст или далее. Или верст на двадцать, только быстро. Чтобы внезапно сблизиться или оторваться. Оттого, не удивлюсь, если обозы у нас в разладе, как и воинская справа солдат. Да та же обувь. Сто верст отшагать — не по полю перед казармой топтаться. Или я глупости сказываю? Я ведь в этом ничего не смыслю. А это все так — наблюдения со стороны.
— Отчего же глупости… — хмуро ответил Ромодановский.
Ему крайне не понравились рассуждения Алексея. Тот действительно военным делом не занимался и не обучался. И то — вон как много всякого неприятного заметил. Пусть у него и острый да внимательный взгляд, но… А что подумают иноземцы, которые без всякого сомнения поглядывают на эти полки, прицениваясь?
И ответы на эти вопросы Федора Юрьевича сильно напрягли.
Оттого он погрузился в свои мысли и замолчал, прервав неприятный разговор.
Постояли.
Помолчали.
Наконец, Алексей не выдержал и открыл рот, видя, что снова увлекся, а потому решил сменить тему:
— А тот купец, что с ним?
— Который?
— Который шляхтича в холопы загнал?
— А… этот… каится во всем словно на Страшном суде.
— И ты его отпустишь?
— Еще чего? — хмыкнул Федор Юрьевич.
— Казнишь?
— Алексей, а чего ты переживаешь?
— Я не переживаю, а любопытствую. В конце концов он шляхтича посмел захолопить.
— Тут Алексей иная беда. Ты подумай — смог ли купчишка сам подобное злодейство учинить? И человека воинского сословия в холопах держать. Мог или нет?
— Ну есть совсем наглый…
— Да нет. Наглый-то он наглый. Тут никто не спорит. Но на такой мог пойти он только если у него за спиной кто стоял.
— Кому же надо из уважаемых людей за спиной такого мерзавца
