в воскресенье благотворительный вечер… Немножко шопинга я заслужила, согласись? Мы с Милли решили: сначала в Ле-Аль, потом в «Галери Лафайет»…
Мать ограничивается воздушным поцелуем, чтобы не смазать помаду, и растворяется в дверном проеме, оставляя за собой длинный, как автомагистраль, шлейф духов «Шанель».
Андреа бросает рюкзак в прихожей и проходит в гостиную. Отец сидит за столом и разговаривает с Чечилией – старой экономкой, на которой всегда лежали заботы по дому.
– Ой! Ну наконец-то! Я приготовила для тебя все твои любимые блюда.
Порой Чечилия обращается с ним ласковее, чем мать.
Андреа усаживается за стол, Чечилия подает обед и исчезает на кухне.
– Знал бы ты, Андреа, что сегодня было на приеме…
Единственное, что занимает старшего Беррино, – его работа, она для него сродни религии. Это фанатик гигиены полости рта и рьяный поборник ортодонтии. Он не говорит ни о чем, кроме зубов.
В дни, когда старший Беррино не работает в клинике, он летает на конференции в разные города Италии, за границу, куда нужно, а если остается дома, то не переставая говорит о пациентах и их ротовых полостях. Размахивая в воздухе вилкой с наколотой на нее вареной морковкой, он в мельчайших подробностях увлеченно рассказывает обо всех заболеваниях, с которыми ему сегодня пришлось иметь дело. Обычно Андреа терпит такие разговоры даже во время еды. От отца он унаследовал безграничное благоговение перед этой профессией. А вот синьора Беррино предпочитает обедать вне дома, не желая выслушивать за столом дискуссии о кариесе, скученности, пародонтозе, абсцессах и гранулемах. У нее со словом «стоматолог» ассоциируется только боль, кровь и трубочка для сбора слюны.
Но сегодня Андреа почти не слушает отца. Ему обидно, что тот даже не поинтересовался, как прошла поездка. Андреа в оцепенении следит за его манипуляциями с морковкой, пропуская мимо ушей истории о пародонтозе одного пациента и абсцессах другого. Наблюдая за отцом, парень замечает, что их роднит не столько внешность, сколько наследственность. Ростом он пошел в него, а черты лица скорее от матери. Благо отец пока не облысел и даже седеть не начал.
В целом синьор Беррино все еще довольно привлекательный мужчина, так что, может, и Андреа в его возрасте будет ничего. Андреа всегда им восхищался, пускай тот и обращался с ним скорее как стоматолог, чем как отец. Никакой сладкой ваты и конфет – они вызывают кариес. С собой всегда носи щетку и пасту. Чистить зубы нужно сверху вниз. Пользоваться зубной нитью обязательно. Ополаскиватель только определенной фирмы. Самый частый вопрос: «Зубы почистил?» И ни разу: «Как дела?»
– Знаешь что, пап? – внезапно прерывает Андреа разглагольствования отца. – Я с детства знал, что буду стоматологом, и эта определенность всегда меня успокаивала.
– Приятно слышать.
– Но есть кое-что, из-за чего я страдаю.
– Страдаешь? У тебя что, стоматит? Или зубы мудрости полезли?
– Да нет же!
– А что тогда?
– Объясни мне, почему я всем хамлю и на всех раздражаюсь? Ты понимаешь, что у меня вообще нет друзей?
– Ой, ну и ладно! У меня их тоже нет. И вообще, знаешь, дружбу переоценивают. Настоящих друзей не существует. Люди начинают с тобой общаться, только когда им что-то нужно, а если с тобой становится невыгодно, они тут же исчезают. Сколько раз такое проходил! Дружба – это утопия, сынок. Нужно учиться шагать по жизни самому. Если слишком много поставишь на дружбу, то в конце концов окажешься посмешищем.
– А любовь?
– Что?
– Любовь – тоже утопия?
– Эх, любовь! Да, и она тоже… Я бы даже сказал, вся эта любовь – вымысел…
– А у вас с мамой?
Беррино-старший откусывает наконец несчастную морковку, пожимает плечами и принимается жевать.
– Мы хорошо друг к другу относимся.
– И только?
– Ну, сам знаешь, как это бывает: с годами страсть превращается в родственную, так сказать, привязанность.
– Но это ведь ужасно, пап!
– Да пойми, Андреа, что так оно и есть! Любовь заканчивается, это результат химического процесса в нашем организме, не более того. Все дело в феромонах: почувствовали их запах, понравились друг другу, сошлись. Вот и все. То, что мы называем любовью, – на деле просто инстинкт самосохранения. С возрастом начинаешь это осознавать. Пока ты еще молод, тебе хочется романтики. Позже ты поймешь: в реальной жизни любовь и страсть проявляются по-другому.
– Поэтому твоей единственной любовью и страстью всегда была работа.
– Ну да.
Андреа поднимается из-за стола.
– Куда ты?
– Наверх.
– Но ты ничего не съел, – беспокоится отец.
– Не хочется.
– Угостился бы чем-нибудь…
– Лучше воздержусь. Зато мне не придется чистить зубы.
– Андреа, что ты несешь?
– Пап, я не хочу стать таким, как ты…
Андреа выбегает из кухни, несмотря на громкие оклики отца. На лестнице он сталкивается с Чечилией.
– Ты тоже так считаешь?
– Как, золотце?
– Что у взрослых людей любовь превращается в обман?
Чечилия ласково сжимает его руки:
– Конечно, нет. Я люблю своего мужа. Мы женаты уже сорок лет и до сих пор любим друг друга, как в первый день.
– Правда?
– Я догадываюсь, из-за чего ты грустишь.
– Из-за чего?
– Да ты что, сам не понял? Ты влюбился.
– Я? Влюбился?
– Именно. Я тебя слишком хорошо знаю и уверена, что не ошибаюсь.
– В кого же я мог влюбиться?
Чечилия смеется.
– Ну если даже ты этого не знаешь, зайчик… Твой отец прав в одном: если дашь своим чувствам увянуть, они станут жалкими и ничтожными. Потому что любовь – это цветок, которому нужна ежедневная забота и уход, иначе он засохнет и в конце концов погибнет. Поверь мне, я ведь старше твоего отца: любовь может причинить страдания, но это единственное, ради чего стоит жить.
Чмокнув Чечилию, Андреа скачками сбегает вниз по лестнице, на ходу замечает недоуменный взгляд отца, все еще сидящего за столом, вылетает из дома, прыгает в машину и на всех парах уносится прочь.
Сам не понимая отчего, он вдруг почувствовал себя невероятно счастливым.
Глава 27
Пока Сильвия была в горах, Энрико начал думать о приготовлениях к свадьбе. Теперь они целыми днями только это и обсуждают.
Вот и сегодня, забрав ее из школы, Энрико снова заговорил о свадьбе. Он сидит за рулем, положив ей руку на бедро.
Сильвия накрывает его ладонь своей.
– Так мило, что ты каждый день меня встречаешь.
– Для тебя – все, что угодно.
– Но совсем не обязательно приезжать каждый день. Правда, у тебя же столько работы…
– Мне несложно. Хочу восполнить время, которое мы потеряли.
Сильвия улыбается.
– Скучал по мне?
– Очень.
– Ты прелесть.
– Давай проведем вечер вместе? Я возьму отгул.
– Было бы замечательно, но мне надо делать уроки. Совсем не могу.
Энрико недовольно морщится.
– Опять?
– Сейчас нас особенно мучают. Нужно сдать кучу хвостов.
– Но мы почти не видимся! Ты даже на сообщения не отвечаешь.
– Только потому, что вся в учебе. И вообще, скажи, как тут сосредоточиться, если ты постоянно написываешь? Потерпи пока. Скоро все уляжется. Вот увидишь.
Энрико фыркает.
– Кстати, мне написали из ресторана. Сказали, что с банкетом все по плану. Здорово, да?
Сильвия открывает входную дверь. Мама, как всегда, на работе. Они с Энрико проходят в гостиную. В книжном шкафу стоит все та же детская фотография Сильвии с папой – первая вещь, которую она видит каждый раз, возвращаясь домой.
– Конечно, здорово.
Энрико довольно потирает руки.
– Теперь мы наконец-то можем договориться со священником…
– Со священником? – У Сильвии такое выражение лица, будто она только что увидела НЛО.
– Ты же в курсе, какого мнения мой отец по этому поводу. Он всегда говорил: брак без венчания – не брак.
– А ты сказал ему, что я об этом думаю?
– Конечно. Но ты же его знаешь.
– Знать-то знаю, но я считала, что выхожу замуж за тебя, а не за него.
– Спорить с моим отцом – все равно что спорить… – Энрико стучит кулаком по голове, – с камнем!
– А мне кажется, ты даже не потрудился с ним это обсудить.
– Да я пытался, клянусь! Он меня и слушать не хочет. Это бесполезно.
– Ладно. Без разницы. Мы распишемся только
