Ты точно не возражаешь?
Друзья Сары…
Приятно слышать.
Где ты служил?
В Германии. И если быть точным, то я не служил. Я был репортером.
«Старз энд Страйпс»? — спросил Эрик, имея в виду официальную газету американской армии.
И как это ты догадался? — с наигранным изумлением произнес Джек Малоун.
Думаю, помогла твоя форма. Где базировался?
Какое-то время в Англии. Попом, после капитуляции немцев, был в Мюнхене. Ну или в том, что от него осталось.
А на Восточном фронте удалось побывать?
Я пишу для «Старз энд Страйпс»… а не для «Дейли уоркер».
Должен тебе заметить, что я вот уже десять лет читаю «Дейли уоркер», — важно произнес Эрик.
Поздравляю, — сказал Джек. — Я тоже раньше увлекался комиксами.
Не вижу связи, — сказал Эрик.
Все мы родом из детства.
«Дейли уоркер» в твоем представлении — это чтиво для малолеток?
Причем плохо написанное… собственно, как большинство пропагандистских листовок. Я хочу сказать, что, если уж тебе хочется писать иеремиады о классовой борьбе, по крайней мере, делай это профессионально.
Иеремиады, — съязвил Эрик. — Надо же. Мы знаем красивые слова?
Эрик… — Я сурово посмотрела на брата.
Я что-то не так сказал? — слегка заплетающимся языком произнес он. Вот тогда я поняла, что он попросту пьян.
Да нет, — ответил Джек. — С классовой точки зрения все верно. В самом деле, как еще разговаривать с полуграмотным бруклинским ирландцем…
Я этого не говорил, — сказал Эрик.
Нет, просто имел в виду. Впрочем, я уже привык к тому, что всякие парвеню смеются над моим топорным выговором…
Нас вряд ли можно назвать парвеню, — возмутился Эрик.
Но мой французский тебя впечатлил, n'est-ce pas[15]?
Над акцентом неплохо было бы поработать.
А тебе над чувством юмора. Кстати, представляя низшую прослойку интеллектуалов, тех, что из Бруклина, замечу, что нахожу забавным, когда самые великие снобы мира насвистывают «Интернационал». А может, ты и «Правду» читаешь в оригинале на русском, товарищ?
Готов поспорить, что ты один из самых преданных поклонников отца Кофлина.
Эрик, ради всего святого, — вмешалась я, ужаснувшись тому, что он позволил себе столь провокационную реплику. Отец Чарльз Эдуард Кофлин был печально известен как глашатай правых сил, предтеча Маккарти. В своих еженедельных радиопроповедях он выступал с яростной критикой коммунистов, иностранцев и всех, кто не прогибался и не целовал национальный флаг. Его ненавидел каждый, в ком была хоть капля ума и совести. Но я с облегчением заметила, что Джек Малоун не схватил наживку.
По-прежнему невозмутимо он произнес:
Считай, что тебе повезло, потому что я готов зачесть это в качестве шутки.
Я толкнула брата локтем.
Извинись, — сказала я.
Поколебавшись, Эрик заговорил:
Я неудачно выразился. Прошу прощения. Лицо Джека тут же расплылось в доброй улыбке.
Значит, остаемся друзьями? — спросил он.
Э-э… конечно.
Что ж, тогда… с Днем благодарения.
Эрик нехотя пожал протянутую руку Джека:
Да. С Днем благодарения.
И извини, что явился незваным гостем, — сказал Джек.
Не стоит. Будь как дома.
С этими словами Эрик поспешил удалиться. Джек повернулся ко мне.
А что, мне даже понравилось, — сказал он
В самом деле? — удивилась я.
Точно. Я хочу сказать, армия не блещет эрудитами. И узв очень давно меня не оскорбляли так грамотно.
Я искренне прошу у вас прощения. Его иногда заносит.
Как я уже сказал, это было забавно. И теперь я знаю, откуда у вас левый крен. Очевидно, это семейное.
Никогда об этом не задумывалась.
Вы просто скромничаете. Как бы то ни было, Сара с одной «р»… Смайт… мне действительно пора откланяться, поскольку завтра ровно в девять ноль-ноль мне заступать на дежурство.
Тогда пошли, — сказала я.
Но я думал…
Что?
Не знаю. После того шоу, что мы устроили с вашим братом, я подумал, вы уже не захотите идти со мной.
Вы ошиблись. Если только вы не передумали…
Нет, нет… уходим отсюда.
Он взял меня под локоть, увлекая к двери. У порога я обернулась и встретилась глазами с Эриком.
Уже уходишь? — выкрикнул он из толпы, явно недовольный тем, что меня уводит Джек.
Завтра на ланче «У Люхова»? — прокричала я в ответ.
Если ты туда доберешься, — сказал он.
Поверь мне, она там будет, — бросил Джек, закрывая за нами дверь. Когда мы спустились вниз, он притянул меня к себе и страстно поцеловал. Поцелуй длился долго. А потом я сказала:
Ты не спросил моего разрешения.
Ты права. Не спросил. Можно поцеловать тебя, Сара с одной «р»?
Если только ты перестанешь добавлять к моему имени эту дурацкую присказку.
Идет.
На этот раз поцелуй длился целую вечность. Когда я наконец оторвалась от него, то едва могла устоять на ногах — так кружилась голова. Джек тоже казался пьяным. Он обхватил мое лицо ладонями.
Ну, здравствуй, — сказал он.
Да, здравствуй.
Знаешь, я должен быть на Верфях…
Ты говорил. Ровно в девять. А сейчас сколько? Еще нет и часа.
Вычитаем время на дорогу до Бруклина, и у нас остается…
Семь часов.
Да, всего лишь семь часов.
Достаточно, — сказала я и снова поцеловала его. — А сейчас купи мне что-нибудь выпить.
3
Мы оказались в «Львиной голове» на Шеридан-сквер. Накануне Дня благодарения народу в кафе было немного, и мы смогли уединиться за тихим столиком. Я быстро выпила два «Манхэттена» и позволила уговорить себя на третий. Джек предпочел «ерш»: чистый бурбон с пивом вдогонку. В «Львиной голове» всегда царил полумрак. На столиках горели свечи. Пламя нашей свечи прыгало взад-вперед, напоминая светящийся метроном. В отсветах пламени вспыхивало лицо Джека. Я не могла оторвать от него глаз. С каждой секундой он казался мне все красивее. Возможно, потому, что он и впрямь был чертовски хорош, в чем я уже успела убедиться. Великолепный рассказчик. И что самое ценное, внимательный слушатель. Мужчины становятся намного привлекательнее, когда они просто слушают.
