Он отпер дверь и громко позвал Луизу, но ни звука не услышал в ответ.
Ему только почудилось, что в полоске слабого света, пробивавшегося в открытую дверь из спальни, он различает лежащее на ковре тело девушки.
Он бросился к ней, поднял на руки и, думая, что это простой обморок, перенес в спальню, освещаемую неверным светом пламени, опустился с ней на пол перед камином, бережно поддерживая ее голову на своем колене, и с неописуемой тревогой в голосе стал звать ее по имени.
Луиза открыла глаза, чем вызвала радостное восклицание Лоренцино.
Он решил, что девушка приходит понемногу в себя. Но она угасающим голосом попросила:
— Прости меня, ненаглядный мой Лоренцино, я утратила веру в тебя, а ведь я предупреждала, что минута, когда я в тебе усомнюсь, станет для меня последней.
— И что же? — испугался Лоренцино. — Говори же, говори!..
— Отец передал мне на случай, если я попаду в руки герцогу, этот флакон с ядом… Я посчитала, что не только оказалась в руках герцога, но и что ты выдал меня.
— Ну, а дальше?.. Что дальше? — допытывался Лоренцо.
— Смотри… — обронила тихо Луиза.
— Он пуст! — возопил молодой человек.
И, теряя рассудок от горя, забыв об ужасной ране на руке, он бросился вниз по ступеням, унося тело Луизы и оставив труп герцога на полу своей спальни.
Сохраняя хладнокровие, Микеле вышел следом, заботливо заперев за собой дверь комнаты, а затем и входную дверь дома.
После чего, не задумываясь о том, что будет с Лоренцино, он отправился помолиться перед статуей Мадонны на углу площади Пресвятой Девы, в своем суеверии благодаря заступницу всех страждущих и скорбящих за то, что удача сопутствовала ему в этом жутком убийстве.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мы знаем, какой оказалась для Флоренции развязка ужасной драмы, чьи основные перипетии мы вкратце только что обрисовали.
Миру было дано новое подтверждение той великой истины, что кинжал почти всегда разрубает, но не распутывает.
Как после гибели победителя Помпея Рим перешел от Цезаря к Октавиану, так после гибели герцога Флоренция перешла от Алессандро к юному Козимо I, о котором шла речь в начале этого повествования и которому его молодость, красота, народная любовь к его отцу, Джованни делле Банде Нере, а также усвоенная флорентийцами привычка к рабскому ярму проложили беспрепятственный путь к трону.
Он взошел на него, отделавшись торжественной клятвой кардиналу Чибо свято соблюсти четыре обещания:
первое — неукоснительно чинить правосудие как над богатым, так и над бедным;
второе — никогда не соглашаться на восстановление во Флоренции власти императора;
третье — отомстить за смерть герцога Алессандро;
четвертое — быть милостивым к синьору Джулио и синьоре Джулии, его незаконным детям.
Козимо принес клятву и избрал себе девизом полустишие Вергилия: «Primo avulo, non deficit alter»[12] .
Но с Козимо произошло то, что обычно бывает со всяким, кого к власти возносит крутой поворот событий.
На нижней ступени трона они принимают условия, на верхней — они их диктуют.
Он аккуратно выполнил только те пункты клятвы, что касались отмщения.
Когда на другой день после убийства весть о смерти герцога Алессандро дошла до ушей кардинала Чибо, тот мгновенно понял, какой помехой становятся для него Строцци и его товарищи… Смерть герцога отменяла их казнь, но, оставаясь в городе, они не допустили бы избрания нового повелителя.
Поэтому их поспешили забрать из Барджелло и, сообщив, что они помилованы герцогом, препроводить до границы, а там дать им полную свободу.
Они перебрались в Венецию.
Только по прибытии туда Строцци узнал из уст самого Лоренцино об убийстве герцога и смерти дочери.
На какое-то время горе заслонило все кругом для этих двоих.
Но, увидев Флоренцию в руках Козимо I, оценив со стороны угрюмый и безжалостный нрав нового герцога, они сплотили вокруг себя всех еще оставшихся в Тоскане республиканцев и приняли решение открыто попытать счастья в случайностях войны.
Разбитые наголову, мятежники укрылись в цитадели Монтемурло, где их осадили войска Алессандро Вителли.
После двухчасового кровавого побоища осаждающие — итальянские и испанские кондотьеры — взяли замок приступом, частью перебив, частью взяв в плен находившихся там республиканцев.
Филиппо Строцци отдал шпагу самому Вителли.
Козимо, выкупив пленных у захвативших их солдат, повелел доставить всех во Флоренцию и там отдать под суд трибунала Совета восьми.
Каждое утро в течение четырех дней на площади Синьории слетала с плеч голова одного из республиканцев.
Народ не стерпел подобного зрелища. Он чувствовал, что сейчас под топором палача брызжет самая чистая и благородная флорентийская кровь.
Роптанье народа устрашило герцога.
Он рассадил оставшихся у него еще пленников — а в числе их находился Никколо Макиавелли, сын историка, — по крепостям Пизы, Ливорно и Вольтерры.
Не прошло и месяца, как ни одного из них не осталось в живых.
Сохранили только пятерых, самых знаменитых: Барто-ломео Валори, Филиппо Валори, его сына, и другого Филиппа Валори, его племянника, Антонио Франческо дельи Альбицци, Алессандро Рондинелли — всем пятерым уготовано было послужить в пример и назидание.
Постановили предать их смерти 20 августа, то есть в годовщину того дня, когда семь лет назад этот самый Бартоломео Валори, вначале сторонник Алессандро Медичи, собрав парламенте, нарушил условия сдачи города и поверг свою родную Флоренцию к стопам тех самых Медичи, которые вознаградили его за это так, как награждают тираны.
В назначенный день все пятеро после пыток были отправлены на эшафот.
Этих людей казнили как повинных в измене Республике.
Оставался Филиппо Строцци; его жизнь принадлежала тому, кому он сдался, — Алессандро Вителли. Но Алессандро Вителли, поместив его в каземате цитадели, где он был единовластным хозяином, содержал там узника со всем должным почтением и упорно отказывался передать его Козимо Медичи.
Однако понятно, что это был только вопрос времени и денег. Козимо выкупил пленника, а император Карл V дал Вителли свое соизволение на выдачу его.
Но, к несчастью для мстительности Козимо, в день, когда пришло разрешение выдать пленника, кем-то предупрежденный об этом Филиппо Строцци перерезал себе горло перочинным ножом, предварительно написав первыми каплями своей крови вещий стих Вергилия:
