Книга Баламут 3 - Василий Горъ

class="p1">— Верно… — кивнула Даша, назвала ее умницей, но ласково сжала мои пальцы: — А поиск и использование чужих слабостей в своих интересах — любимая забава аристократии. Поэтому-то, приглашая тебя поваляться с нами в джакузи, я и настояла на необходимости задавить стеснение до того, как этой слабостью воспользуется какой-нибудь урод.

— Это я тоже поняла. И считаю твой совет правильным. Несмотря на то, что годы занятий целительством почти избавили меня от этой уязвимости.

— Что ж, тогда перехожу к пятому и последнему тезису, обобщающему все предыдущие. Итак, Ратибора, как и Императора из известной поговорки, делает свита, то есть, мы, из-за чего любой отдельно взятый штрих нашего поведения, начиная с осанки и заканчивая взглядом, должен выглядеть идеально. Но идеальность — понятие относительное, значит, то, что кажется правильным мне, может не лечь на душу тебе и наоборот, а ошибаться или переигрывать мы не имеем права. Согласна?

— Да.

— Отлично. Тогда закрой глаза и попробуй представить вот что…

— Закрыла. Готова.

— Баламут — центр нашей Вселенной. Ты одна из его любимых женщин. А весь остальной мир — ничто, ибо ЕМУ он не интересен.

— Объяснение правильное, но слишком скучное! — притворно вздохнула Шахова. — Я бы подобрала аналогию повеселее.

— Так подбери!

— Маш, веди себя, как одна из любимых женщин мужчины, которому считает за счастье отдаваться Сама Императрица-Мать!

Тут меня мгновенно вышибло из состояния неги. Как оказалось, зря — правильно истолковав изменения в моих эмоциях, «прочитанных» через щуп, Даша шарахнула через мой щуп искренним весельем, забралась на колени, уперлась лбом в лоб, уставилась в глаза и замурлыкала:

— Рат, обижаться на эту правду мне бы и в голову не пришло. Скажу больше: лучшей аналогии для использования внутри семьи нет и быть не может! Кстати, мне настолько приятно, что ты готов меня защищать даже от этой вредины, что нет слов…

— Одни желания. Вернее, Желание! — уточнила «эта вредина», чмокнула подругу в щечку и добавила: —…на реализацию которого, увы, нет времени! А все из-за кого?

— Из-за меня… — к моему искреннему удивлению, в их непередаваемом стиле «застрадала» Хельга. — Если бы не необходимость меня повоспитывать, то вы бы до сих пор развлекались! В общем, нет мне прощения…

— Ну-у-у, в какой-то степени все так и есть… — согласилась Лариса. — Но отрываться от Рата ради тебя вполне нормально, ибо ты своя. Зато прилетать в столицу ради каких-то там приемов — нет. И это бесит со страшной силой!

— Да, приемы, балы и тому подобная мутотень — зло… — согласилась Долгорукая, а затем полыхнула такой странной смесью веселья и страха, что я невольно подобрался. Поэтому в следующую фразу вслушивался в разы внимательнее, чем обычно: — Кстати, Елисеев, этот прием считается одним из самых значимых, соответственно, на него пригонят толпу девиц на выданье. Скажи, ты собираешься искать себе невесту? А то Червоточина уже закрыта, магофона Той Стороны давно нет, а мы переселились с Базы в Замок и все такое…

Этот вопрос я обдумывал не один десяток раз, поэтому ответил, не задумавшись ни на мгновение:

— Неа, не собираюсь. Более того, ближайшие лет пятнадцать-двадцать эту тему можете не поднимать.

— Почему?

— А зачем мне невеста, да еще и ровесница, сейчас, когда я сутками пропадаю на Эдноре в компании аж трех любимых женщин? Для экстрима? Для наработки правильных поведенческих реакций во время сцен ревности? Для уплотнения и без того не самого свободного графика жизни? И потом, невеста ведь не тумбочка, которую можно поставить в угол и забыть — ей надо уделять время и вкладывать в общение душу. А она у меня уже занята. Вами. Благодаря чему я каждый день получаю столько умопомрачительно ярких эмоций, сколько не сможет подарить ни одна ровесница. Ведь они еще не нагулялись и мечтают о полнокровной жизни — о выходах в свет, балах, восхищении во взглядах мужчин, зависти во взглядах женщин и так далее. А вам на все это наплевать, ибо за глаза хватает НАС!

Пока я излагал свои соображения, сжатая пружина, ощущавшаяся в эмоциях Бестии, потихоньку расслаблялась и к концу монолога пропала. А счастливая Даша спрятала настоящие чувства за притворным возмущением:

— Ну, и как его воспитывать после ТАКОГО признания в любви?

— Его — никак! — хихикнула Маша. — Воспитывайте лучше меня: я как раз начала меняться, и эти изменения желательно направлять…

…Как ни забавно это признавать, но она действительно менялась, что называется, на глазах: первые действительно значимые результаты не самого стандартного метода воспитания стали заметны уже через полчаса, когда скромница-целительница, еще совсем недавно практически не вылезавшая из форменной одежды, принялась готовиться к первому выходу в свет. Надев стильное вечернее платье, от которого раньше бы точно шарахнулась, и с интересом оглядев себя в ростовом зеркале, развернула плечи и заулыбалась. Когда я достал из пространственного кармана футляры с драгоценностями, молча повернулась спиной и подставила шею. А после двадцатиминутного сеанса «общения» с универсальным косметическим комплексом «Стилист» окончательно приняла свой нынешний статус и стала не только выглядеть, но и ощущаться абсолютно уверенной в себе аристократкой. Правда, разок выпала из образа, но по уважительной причине — увидела меня в парадном мундире со всеми орденами и потеряла дар речи. Зато, налюбовавшись мною, вернулась в только-только освоенное состояние духа и больше из него не выходила.

Естественно, это не прошло мимо нашего внимания, так что захвалили мы ее прилично. В результате во время поездки на лифте целительница сияла на зависть любому светилу. А по дороге во дворец, принимала активнейшее участие в шуточной перепалке, затеянной неугомонной Язвой. Не «просела» и при высадке из машины в подземном гараже для особо уважаемых персон — с достоинством оперлась на мою руку, спустилась на ковровую дорожку, ведущую к лифтовому холлу, «встроилась» в заранее оговоренный «ордер» и сочла вполне нормальным, что мы прошли в фойе, не уступив дорогу князю Константину Дашкову со свитой.

Не показала удивления и в тот момент, когда двери лифта отсекли от нас членов этого рода, а кабинка ни с того ни с сего поехала вверх. Но я все равно склонился к ушку и еле слышно сообщил, что нас, вероятнее всего, вот-вот пригласят на аудиенцию к государю, поэтому «отсекают» от всех остальных гостей.

Целительница едва заметно пожала плечами в знак того, что она готова ко всему, чему угодно, так что я расслабился. А буквально через полминуты убедился в том, что не ошибся: в фойе, в которое мы вышли после остановки лифта, обнаружился только личный порученец Владислава Мстиславовича. Правда, поведение этого Конвойного основательно испортило настроение — неспешно оглядев нашу компанию, мужчина вперил в меня далеко не самый благожелательный взгляд и приказал следовать за ним…

Глава 9

20 января 2113 г.

…Я понимал, что личности, способные проявить дурную инициативу, рядом с самодержцем не задерживаются, соответственно, и манера поведения полковника Самойлова, и формулировка озвученного им приказа — часть не его игры, но терпеть подобное отношение не собирался. Равно, как и лезть в бутылку сразу. Поэтому выбрал вариант реакции, оставляющий Конвойному возможности для маневра:

— Извольте поздороваться, затем обратитесь согласно классу табели о рангах, попросите разрешения изложить…

— Юноша, вы забываетесь! — не став дослушивать это предложение, холодно ощерился он и… страшно захрипел. Ведь четыре воздушные удавки, да еще и под синергиями, с легкостью продавили покров и сдавили шею, как тисками.

— Вернетесь в сознание — подумайте над своим поведением и сделайте напрашивающиеся выводы… — посоветовал я, переместившись к Самойлову волчьим скоком и выбив ударом локтя нижнюю челюсть. Затем достал нож, деловито отрезал Конвойному язык, прижег обрубок слабеньким сполохом и ударил еще раз. В висок. А после того, как обмякшее тело распласталось на полу, нашел взглядом ближайшую потолочную камеру и уставился прямо в объектив: — Владислав Мстиславович, может, все-таки вернемся к Духу, а не Слову имеющихся соглашений?

— Нет, к ним мы больше вернемся! — внезапно заявила Даша, так же, как и я, «видевшая» чувством леса силуэты в смежных помещениях и имевшая все основания считать, что нас очень внимательно слушают. — Формулировка клятвы, позволяющая из благих побуждений творить все, что угодно, меня больше не устраивает. Более того…

— Мария Александровна, не делайте поспешных выводов! — торопливо попросили динамики системы оповещения голосом ее сына. — Мне надо было проверить кое-какую инфо-…

— Что ж, проверяйте дальше. А мы отбываем обратно. Ибо оскорблены до глубины души, не считаем возможным это скрывать, но не хотим портить