еще больше стала напоминать уставшего старого клоуна.
Перед тем, как машина тронулась с места, Ирина успела показать ему большой палец в знак одобрения. Правда, Макар так и не понял, к чему это относилось: к нему самому или к тому, как она классно повеселилась. «Со-ня!» — выразительно произнесла напоследок Ирина (он прочитал это по ее губам), а затем изобразила пальцами сердечко, и такси наконец уехало.
Соня… Макар пожал плечами, усмехнулся и торопливо зашагал домой, сунув руки в карманы куртки — к утру немного подморозило. Конечно, Ирина переживала за девчонку и искренне желала ей счастья, но можно подумать, это так работает: сказать, что одна девочка хорошая, а другая плохая — и ты сразу же переключишься на хорошую!
Впрочем, он уже понимал, что слухи о Динкиной «нехорошести» сильно преувеличены. Как ни крути, а Ирина была пристрастным судьей. Она любила Соню, потому что та ей напоминала ее саму, и терпеть не могла Динку за схожесть с ее покойной матерью. И все-таки… все-таки в ее рассказе было что-то еще, помимо застарелой обиды и ревности к давно умершей сопернице. Макар напряг память и наконец вспомнил: Ирина заявила, что Динка отбила парня у собственной сестры!
Правдой это было или ложью, он не знал, но собирался вскоре узнать. Хотя, если рассуждать здраво… даже если это правда, разве она изменит хоть что-нибудь в его отношении к Динке?
Покопавшись в себе, Макар с удивлением понял, что нет. Возможно, ему будет немного неприятно осознавать, что Динка ради достижения собственных целей способна шагать по головам, но по большому счету… по большому счету ему было насрать. Вот правда. Сейчас-то Динка именно с ним, а не с кем-то еще!
Вслед за этой мыслью внезапно пришла другая: а что еще он бы мог Динке простить? С каким-то мазохистским чувством перебирая возможные варианты, Макар осознал, что по-прежнему — почти все. За исключением измены, разумеется. Об этом он не хотел даже думать, у него буквально в глазах темнело, когда он представлял свою Динку в объятиях другого. Нет, если такое случится, он, наверное… просто убьет ее. А потом и самого себя.
Остановившись на полпути к школе, Макар ошеломленно помотал головой, словно вытряхивая из нее кровожадные мысли. От всех этих идиотских фантазий ему даже дышать стало тяжело. Этак и сбрендить недолго! Да он, по ходу, и так уже малость рехнулся… Или это недосып на нем так сказывается — всякая хрень лезет в голову.
Смяв пустой стаканчик в кулаке, Макар бросил его в урну и помчался в школу — до звонка на первый урок оставалось три минуты.
— You are late, Voznesensky![8] — недовольно отчеканила англичанка, когда он, запыхавшись, ворвался в класс.
— I am sorry, Yelena Leonidovna. It will never happen again, — поклялся он, картинно прижав руку к сердцу; странно, но на английском языке он никогда не заикался. — May I come in?[9]
Получив разрешение, он быстро прошел на свое место, успев пересечься взглядом с Динкой. Она одарила его такой нежной и влюбленной улыбкой, что он мигом выбросил из головы все дурные мысли, одолевающие его незадолго до этого.
Правда, тут же нечаянно он перехватил взгляд Сони — она тоже улыбнулась и несмело кивнула ему в качестве приветствия. Макар неловко улыбнулся ей в ответ и сделал вид, что роется в своем рюкзаке. Черт, вот же ситуация! Знать о том, что кто-то к тебе неравнодушен — и при этом не отвечать взаимностью… Тут поневоле начнешь чувствовать себя виноватым, хотя, по сути, ничего он этой самой Соне не обещал. Хотя, может быть, эта придурочная Ирина все напутала? Ну мало ли, что она вчера несла под хмельком…
Однако Соня то и дело вертелась на своем стуле, ерзала, оборачивалась назад… и украдкой цепляла взглядом Макара. Черт, и почему он не придавал этому значения раньше?
Правда, долго размышлять ему об этом не пришлось — англичанка, решив, видимо, наказать Макара за опоздание, вызвала его к доске пересказывать текст, пройденный на прошлом уроке.
К счастью, у Макара никогда не было проблем с английским — сказались многочисленные заграничные гастроли. Он вполне прилично изъяснялся на инглише, а также мог поддерживать элементарный разговор с французами и итальянцами.
Вот и сейчас, хоть Макар и не был готов к уроку, он принялся импровизировать и буквально заболтал англичанку — что-то по теме, а что-то совсем нет. Та млела от его произношения и, хоть и назвала нахалом за то, что налил в своем рассказе воды, все-таки поставила ему пятерку.
На перемене он сразу же потащил Динку в укромный уголок, чтобы зацеловать до изнеможения. Недовольную гримасу Сони пришлось подчеркнуто проигнорировать — спасибо, хоть стоять над душой не стала, деликатно отошла в сторону.
Он целовал Динку так пылко и увлеченно, что в конце концов она даже запротестовала:
— Макар, ну хватит, неудобно… Кто-нибудь из учителей увидит.
— Ну и п-пошли они… — беззаботно отозвался он, тем не менее с сожалением отрываясь от ее губ, и вдруг резко вспомнил вчерашнее. — Кстати, я хотел у тебя к-кое что спросить.
— Что?
— Твой бывший… Как вы с ним п-познакомились? — выпалил он.
29
Динкины глаза моментально погасли, словно в них выключили лампочки.
— Зачем это тебе? — сухо спросила она, тут же отстраняясь.
Макар неопределенно дернул плечом.
— Ну, т-так… интересно.
— А мне неинтересно об этом вспоминать. И вообще — обсуждать это с тобой! — отрезала она. — Или это особый вид извращения — целуя девушку, расспрашивать ее об отношениях с бывшим?
Макар поморщился.
— Не в этом д-дело…
— Да? А в чем же тогда? — моментально ощетинилась Динка. — Ты же сам втирал мне, что тебя не заботит мое прошлое… И на то, что я не девственница — тебе тоже якобы наплевать. Выходит, все это было до поры до времени? А теперь вдруг внезапно стало любопытно?
— Погоди! — взмолился он. — Ты сейчас себе т-такого напридумываешь… Я не отказываюсь от своих слов, мне д-действительно все равно, что и с кем у тебя было, но…
— А раз все равно — то закрыли тему! — упрямо перебила она. — И, пожалуйста, никогда больше меня о нем не расспрашивай.
— Но почему? — удивился Макар. — Ты, например, т-тоже можешь спросить у меня о прошлых отношениях… Я все честно т-тебе расскажу.
— Мне не нужна такая честность, как ты не понимаешь?! — раздраженно отозвалась она. — Если прошлое — это действительно всего лишь прошлое, нефиг его ворошить снова и
