зашипел на попутчика Греве. – Договорились же: следовать за ним в тридцати шагах, чтобы со стороны было незаметно!
Вениамин послушно притормозил. Кочегар-фламандец шагал впереди, напевая на ходу бодрую кэпстен шанти[15]:
…Where are you going, my pretty maid?
Oh, away to Rio!
Where are you going, my pretty maid?
Oh, away to Rio…[16]
Руки он держал в карманах, и Остелецкий не сомневался, что жесткие, во въевшейся угольной пыли пальцы тискают рукоятку складного матросского ножа. И правильно: опасность, как ни крути, была нешуточной, несмотря на следующую по пятам группу поддержки. В портовых кварталах Вальпараисо – как и Гамбурга, и Марселя, и Макао, и вообще любого порта на планете, – сгинуть незваному гостю проще простого. Был человек – и нет человека, и никто не спросит, куда он подевался…
– Думаешь, он один придет? – спросил Греве.
– Хотелось бы, – отозвался Остелецкий. – Но что-то мне подсказывает, что на такой подарок судьбы рассчитывать не стоит. Наверняка прихватит с собой парочку крепких молодцов. Я бы на его месте точно прихватил. А что? Постоят в сторонке, понаблюдают, ну и когда придет время прощаться, посмотрят, чтобы кто не увязался следом. А если увяжется, ножик в бок – и в воду. Благо ходить недалеко… – И кивнул в конец переулка, где за лесом корабельных мачт синел в вечерней дымке океан.
– А повезло нам, что кочегар оказался малым порядочным, – вполголоса сказал Греве. – И не дурак: когда тот прохвост посулил ему щедрую плату за сведения о том, что происходит на «Луизе-Марии», согласился, деньги взял, после чего прямиком отправился к Девиллю и все ему выложил. Ну а душка-шкипер уже и нас поставил в известность.
– Тот тип, что пытался подкупить кочегара, форменный болван, – отозвался Остелецкий. – Мог бы разузнать сначала, с кем имеет дело. Матросы на «Луизе-Марии» зарабатывают за рейс не в пример больше прочих своих коллег. Все они числятся в судовой роли не первый год, крепко связаны как с компанией, так и с судовладельцем. К примеру, жена этого кочегара – служанка в поместье, принадлежащем твоей Камилле. Так с чего ему предавать хозяев? Тем более здесь, на краю света, когда неизвестно еще чем такое предательство обернется. А вдруг это соглядатай местных пиратов, желающих тряхнуть судно с богатенькими пассажирами, а заодно поставить на ножи команду? Не-е-ет, Гревочка, как говорят в Малороссии: дурней нема…
Идущий впереди матрос остановился и заозирался по сторонам. Вениамин ухватил Греве за рукав и увлек его в тень под стеной очередного склада. Из щелей в стене отчаянно разило соленой рыбой.
– Это здесь, – выдохнул он. – Сейчас должен явиться. Стоим, не высовываемся, смотрим в четыре глаза. Хорошо бы заранее обнаружить его сподвижников.
– А когда будем брать? – тоже шепотом осведомился барон.
– Как получится. Если поговорят мирно, разойдутся – попробуем проследить за этим ловкачом и где-нибудь в переулке скрутим.
– А как же эти… сподвижники? – опасливо осведомился барон, ощупывая запястье левой, искусственной руки. – Может, все же зря мы вдвоем пошли? Взяли бы с собой парочку твоих «пластунов»…
– Я и взял. Троих, – ухмыльнулся Остелецкий. – Только тебе не сказал, уж извини. Они все время шли за нами по пятам.
– Где? – Греве оглянулся. – Что-то я никого не заметил…
– А ты и не должен был! Их, к твоему сведению, обучали тайной слежке лучшие филеры жандармского управления… Попробовали бы они тебе на глаза попасться… Так что стой на месте и не крутись, только внимание к себе привлекаешь.
– Берегись! – заорал Греве, и Вениамин едва успел уклониться от распоровшего полу сюртука испанского ножа-навахи.
Точно такой клинок (длинный, с хищной горбинкой и рукоятью, украшенной разноцветной эмалью и бронзой) всадил в грудь кочегару чернявый тип, надо полагать, тот самый наниматель, на встречу с которым и явился незадачливый фламандец.
Чернявый не сразу пустил в ход нож. Появившись из неприметной подворотни, он сперва обменялся с кочегаром несколькими фразами, причем постоянно озирался (Остелецкий видел, как блестят в тусклых отсветах газового фонаря белки его глаз). О чем шла речь, Вениамин не слышал, но стало ясно, что гость что-то заподозрил.
Осознав, что дело добром не закончится, Остелецкий совсем было собрался бросаться на злоумышленника, но и понял, что опоздал, увидев, как в спрятанной за спину руке чернявого сверкнул узкий клинок. Вениамин не успел даже рта открыть, крикнуть, предупредить кочегара – злодей кошкой извернулся и ударил того в грудь. Несчастный изогнулся, издал протяжный хрип и повалился на колени. Под ноги полетел, брякнув по булыжнику мостовой, так и не раскрытый матросский нож. А из переулка уже лезли, раззявив в крике черные пасти и выставив перед собой навахи, сообщники чернявого.
От ножа первого Остелецкий сумел увернуться и с размаху ударил злодея в челюсть правой рукой, пальцы которой украшал шипастый латунный кастет. Тот взвыл, выронил нож и схватился за лицо, а в бок Венечке уже летела наваха его подельника, и не было никакой возможности…
– Д-дах! Д-дах! Д-дах!
Лезвие скользнуло, распоров сюртук, а владелец ножа уже косо валился, прижав руки к простреленной груди. Остелецкий обернулся. Барон стоял в трех шагах, вытянув левую руку и поддерживая запястье правой. Кисть откинута вниз, из «культи» поднимался белый, воняющий порохом дымок.
Венечка не успел удивиться, как из другого переулка уже выскользнули три тени. Первые двое ловко скрутили оставшегося головореза. Третий кинулся за нацелившимся было удрать чернявым, достал в прыжке, сбил с ног и, усевшись на спину, заломил руку.
Остелецкий опустил руку с кастетом. Запястье ныло.
«Ну вот, – подумал он, – отшиб. Теперь придется не меньше трех дней ходить с повязкой. Ничего, злодею пришлось куда хуже: челюсть сломана, тут и врача не нужно, и так все ясно».
– Финита! – хрипло сказал он. – Сейчас скоренько крутим этих типов – и переулками, на «Луизу-Марию».
– А трупы куда девать? – осведомился барон. Он уже вернул протез, защелкнул язычок замка и теперь озирал бранное поле.
– Кочегара нашего надо забрать, – подумав, ответил Остелецкий. – А мертвяка затащите в подворотню и бросьте. Здешняя полиция подберет. Небось, у них за ночь не один такой «подарочек» образуется. А живых со всем бережением доставить на судно. Очень нам надо с ними побеседовать… вдумчиво побеседовать, не торопясь…
– Может, вашбродие, и этого ножичком под ребро? – Старший тройки «пластунов» указал на бандита со сломанной челюстью. – Все одно говорить он не скоро сможет. На кой ляд с ним возжаться?
– Ни боже мой! – встревожился Остелецкий. – Во-первых, если что, предъявим полиции, пусть они
