– Я бы предложил на пост капитана Зайца, ну Андрея Кишкиса, – Встрял Уж. – Правда, я подозреваю, что он тоже не захочет брать на себя дополнительную ответственность. Так что…
– Так что, дождем полных сборов и пусть команда решает, – кивнул Лиздейка. – Ладно. И, собственно, по составу ещё хотелось пройтись, но… – Он помолчал. – Но давайте тогда всё-таки проясним ситуацию. Лично я рад видеть вас всех, у меня нет никаких проблем ни с кем – как в составе бывшей моей команды, так и среди двух других. Мы все должны быть заодно, так ведь? Вы согласны?
Толстый кивнул, его примеру последовал Уж. Кость поднял руки, показывая собеседникам растопыренные пальцы ладоней, как бы говоря: «Я как все, я не хотел никаких конфликтов». Демон хмыкнул.
– Ну и ладно, – поведение остальных удовлетворило К-1, – тогда переходим к команде. Смотрите и поправляйте меня, вы своих лучше помните. Пятая позиция. Среди наших – это Кость, безусловно. Он по-прежнему хорош, я его недавно видел в деле. Кто еще?
– Саулюс всю жизнь центра играл, – подсказал Уж. – И ты его видел, по габаритам всё так же подходит. А Римлянин – тяжелый.
– О, Роматис в команде? – обрадовался Демон. – А мне всё интересно было, куда он после того крика пропал? Я такого качественного русского мата на литовских каналах никогда не слышал…
– И не услышишь, боюсь, – вздохнул Уж. Огнев понимающе кивнул.
– Ясно, попал парень в парии…. Хорошо, у нас Вайдас – четверка, Микщис – тройка, скорее, но может и на тяжелого встать, а Шмель – двойка-тройка. Ну а я лучше всего себя на розыгрыше чувствую. – Огнев как бы невзначай посмотрел на Ужа. Жильвинас кивнул:
– Как и я. А Заяц крайнего играет.
– Хорошо… – Лиздейка всё это время делал пометки у себя в записях. – От нас еще AWP, это защитник классический… Итак, получается….
Лиздейка положил раскрытый блокнот в центр стола. Все склонились над ним.
– Десять человек. Мало, – Озвучил всеобщую мысль Толстый. – Учитывая наш средний возраст, учитывая с кем будем играть… Я бы хотел всю дюжину.
Лиздейка кивнул.
– Как и я. Но, как есть, так и есть, как говорится. Я еще жду ответа от Внука, если он согласится, то, считай, у нас еще один лёгкий нападающий есть. Но это всё…
– А что, Пранас артачится? – Удивленно переспросил Толстый, доставая из кармана последний смартфон от «Samsung». Руководитель сборной и бывший капитан «Два Ка» в ответ поморщился.
* * *
Сложно расти, постоянно находясь в тени кого-то. Любой записной потомок подтвердит. Есть, конечно, те, кто, наоборот, радостно пользуются фигурой прославленного предка. Кто-то успешно подбирает знамя и продолжает гордо нести имя династии, покрывая его новой славой. Но для простого среднестатистического человека, лишенного особых талантов, но и не слишком бестолкового – сложно.
Сложно, но хотя бы фамильная гордость позволяет как-то перетерпеть. Хуже, когда человек никак не связан с тем, чья тень над ним нависла. Совсем никак. Просто тёзки. Всего лишь. Насмешка судьбы, подарок родителей, ошибка паспортного стола пару поколений назад – и вот теперь, всякий раз представляясь, приходится подчёркивать: «Не родственник».
Внуку осточертело быть «внуком» ещё в школе. Может, если бы у него были другие интересы, другая компания, увлечения – может, совпадение не казалось бы таким критичным. Ну, подумаешь – Пранас Лубинас. Красивое литовское имя, нейтральная фамилия. Да, был такой – Франк Лубин, и что? Литовского происхождения? Какая разница? Какое значение имеет для человека, занимающегося, например, шахматами, дартсом, боксом или даже художественной вышивкой, что такие же точно имя с фамилией носил почти сто лет назад какой-то баскетболист, носил бы, если бы не ассимилировался в Штатах?
Но Пранас увлекался баскетболом. И все его друзья увлекались баскетболом. И для всех его друзей Фрэнк Лубин был не сокапитаном первой Олимпийской сборной Америки, а Пранасом Лубинасом – отцом-основателем литовского баскетбола. А он – Пранасом Лубинасом-младшим, Внуком. Хоть и «не родственником».
По окончанию школы Пранас удивил всех знакомых. Сдав экзамены одним из лучших в классе – пакт, заключенный между участниками «Два Ка» и родителями, не пропал зря, он не остался в Вильнюсе. Выбор, главным критерием которого была максимальная удаленность места учебы от баскетбольных тенденций, пал на Краковский Ягеллонский Университет, благо мама, сама из виленских поляков, обеспечила сыну владение польским языком на вполне приличном уровне, плавно переводя его от певучих колыбельных к Сенкевичу в оригинале. Собирался учиться на факультете с гордым названием «Факультет биологии и науки о Земле», продолжая придерживаться принципа «чем дальше от спорта, тем лучше», но тут уже победили родители, вынудившие выбрать что-то более прикладное. Компромиссом стал Факультет управления и социальной коммуникации. Первые два года обучения там были лучшим временем в его жизни. В две тысячи четвертом году факультет решил выставить свои команды на внутриуниверситетские спортивные чемпионаты и влекомый каким-то мазохистским интересом третьекурсник Пранас, или как его тут звали Францишек Лубинас однажды зашел посмотреть на тренировку новорожденной баскетбольной команды. То, что он там увидел, ранило – и эстетически, как человека, когда-то не чуравшегося погонять мяч, и как патриота своего факультета. Последней каплей стало известие о том, что Агнешка-Мария, студентка третьего курса факультета юриспруденции и администрации, которой он собирался делать предложение, небезосновательно рассчитывая на ответ «Tak oczywiście!»36, вдруг стала капитаном новообразованной женской команды своего факультета. До этого Пранас понятия не имел, что Агнешка различает трехочковый бросок от «данка», а теперь вынужден был выслушивать её насмешки над спортивной несостоятельностью своего факультета. Пранас купил спортивную обувь и записался в команду, взяв тот номер, форма с которым подошла ему по размеру. На протяжении следующих трёх лет его факультет стабильно заканчивал чемпионат в четверке сильнейших, а когда весной две тысячи восьмого с дипломом магистра в кармане Лубинас покинул университет, из нумерации в баскетбольной команде сборной Факультета управления и социальной коммуникации был изъят и торжественно возведён под своды спортивного зала номер «9». А Пранас и Агнешка-Мария, проведя три медовых недели на испанском пляже, заняли места в офисах. Агнешка – стол в компании, занимающейся телерекламой, Пранас – половину рассчитанного на двух человек кабинета в Варшавском филиале крупной международной корпорации. К началу две тысячи двенадцатого Пранас уже располагался в отдельном кабинете гораздо больших размеров, с табличкой «Начальник отдела» на дверях, в то время как Агнешка вскармливала грудью второго ребенка в четырёхкомнатной квартире, которая, по их подсчетам, должна была стать собственностью семьи всего через десять – пятнадцать лет. Баскетбольные параллели и дворовое прозвище «Внук» наконец-то остались в прошлом. Почти, но Пранас предпочитал «почти» не считать, списывать на корпоративные расходы.
