Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
В этом описании есть нечто знакомое, нечто, напоминающее состояние, которое еще целое столетие ждало широкого внимания со стороны врачей и всеобщего признания. Во время грязной бойни Первой мировой войны британцы называли это состояние «военным неврозом». Помню, как еще в школе на уроке истории нам показывали прерывистые черно-белые кадры, на которых молодые мужчины безумно дергались, смотрели дикими глазами, и было понятно, что они утратили контроль над собственными телами от безудержного ужаса окопов. Вначале эти солдаты получили право на лечение и пенсии по инвалидности, но со временем этот диагноз пришлось ставить все большему количеству людей, и обеспокоенное военное руководство попыталось замять проблему.
В книге «Тело помнит все» Бессел ван дер Колк пишет: «Генеральный штаб Великобритании разрывался, чтобы и всерьез отнестись к страданиям солдат, и добиться победы над немцами. В июне 1917 года был выпущен указ под номером 2384, гласивший: “Ни при каких обстоятельствах не разрешается упоминать выражение ‘военный невроз’ как вслух, так и в любой отчетности”. Всем солдатам с психологическими проблемами предлагалось давать диагноз ‘NYDN’ (Not Yet Diagnosed, Nervous – диагноз еще не поставлен, раздражительный)»[9]. Такое замалчивание фактов могло бы показаться забавным, но на самом деле нанесло огромный вред.
Медицинские исследования с целью поиска способов лечения этого состояния также не поощрялись или пресекались до тех пор, пока не стали появляться новые случаи этого расстройства – уже во время Второй мировой войны. Эта картина повторилась снова, по меньшей мере в Соединенных Штатах, с ветеранами войны во Вьетнаме. Когда ван дер Колк, в то время молодой психиатр, попытался лечить ветеранов вьетнамской войны, страдавших этим расстройством по возвращении из Юго-Восточной Азии, он с потрясением обнаружил, что не может найти никаких источников, касающихся конкретно этого состояния, – нет ни учебников, ни описаний реальных случаев. Он пишет:
«В эти первые дни в клинике для ветеранов мы клеймили наших переживших войну пациентов всевозможными диагнозами – алкоголизм, наркотическая зависимость, депрессия, аффективное расстройство и даже шизофрения – и пробовали все рекомендуемые учебниками варианты лечения. Сколько бы мы ни старались… вскоре стало ясно, что толку от наших действий не было почти никакого. От назначенных нами сильнодействующих препаратов мозги наших пациентов затуманивались так, что они едва справлялись с повседневными делами. Когда мы призывали их подробней рассказать о породившем травму событии, тем самым мы зачастую непреднамеренно провоцировали полномасштабный приступ ярких болезненных воспоминаний, вместо того чтобы помочь с этой проблемой справиться. Многие из них прекращали лечение, потому что оно не только никак им не помогало, но порой только еще больше усугубляло»[10].
Эдна Фоа, ученица Джозефа Вольпе, которая взяла на себя инициативу по развитию и формализации экспозиционной терапии для лечения фобий и тревожности, тоже вспомнила об отсутствии материалов. «В области ПТСР вообще не было никаких исследований», – сказала она мне.
В 1980 году ПТСР впервые было включено в «Руководство по диагностике и статистике умственных расстройств» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders). Это, по крайней мере, формализовало проблему. С того времени в терапии травмы произошла революция, вызванная отчасти притоком военных ветеранов после войны в Персидском заливе и кажущихся бесконечными войн в Ираке и Афганистане после событий 11 сентября. По мере того как накапливался клинический опыт ПТСР, росло и наше осознание поразительного масштаба проблемы. Теперь мы знаем, что ПТСР поражает не только солдат и гражданских лиц, выживших в военных действиях, но и операторов дронов, никогда не покидавших своих мест базирования; специалистов оперативного реагирования, от патрульных до волонтеров, разыскивающих людей, пропавших на шикарных горных курортах; выживших в автомобильных авариях, нападениях и переживших менее явные травмы. Предполагаемое количество американцев, переживающих ПТСР ежегодно, составляет восемь миллионов.
Во время Первой мировой войны германские врачи лечили пациентов, страдавших «военным неврозом», электрошоком. Во время Второй мировой популярным стал гипноз. В течение последующих десятилетий лечение ПТСР часто шло теми же путями, что и лечение других расстройств, связанных с тревожностью. Часто способы лечения фобий и ПТСР пересекаются.
Например, экспозиционная терапия, которую я самостоятельно пыталась разработать и применить для лечения своего страха высоты. Еще в начале 1980-х годов, когда этот диагноз только-только начали ставить, Эдна Фоа подумала, что экспозиционная терапия, которую она разработала для лечения фобий и обсессивно-компульсивных расстройств, может оказаться действенной и в случае ПТСР.
«Ну, я подумала, ведь это тревожное расстройство, поэтому ничто не мешает нам адаптировать этот метод, экспозиционную терапию, для лечения ПТСР», – сказала она мне.
Нельзя заново подвергнуть человека изнасилованию или взорвать рядом с ним бомбу, поэтому Фоа остановилась на программе воображаемой экспозиции травматическим воспоминаниям, и реальной экспозиции, in vivo, вторичным эффектам травмы: реакции избегания, которая может надолго сохранить силу травмы. Воображаемая экспозиция должна была проводиться во время сеансов с терапевтом, а экспозиция in vivo предлагалась в качестве домашнего задания: пациент должен был посещать места, напоминающие ему о травме, или те безопасные места, которые он считал опасными. Скажем, пациент, переживший жестокое нападение, должен был поздно вечером прогуляться по городским улицам, а свидетелю массовой перестрелки следовало снова пойти в торговый центр. Избегание часто означает сохранение, поэтому давняя идея о том, что нужно «посмотреть в лицо своему страху», остается основой многих способов лечения.
В течение 1990-х годов группа ученых под руководством Фоа обучала другие группы врачей проводить то, что Фоа назвала пролонгированной экспозицией (ПЭ), и контролировать результаты. Они обнаружили, что ПЭ оказалась эффективной почти в 80 % случаев: от 40 до 50 % пациентов, по существу, избавились от симптомов, а у 20–30 % некоторые повторяющиеся симптомы остались, но наступило значительное улучшение. Фоа говорит: «Мы добились успеха не на 100 %, но этого невозможно достигнуть и при других способах лечения».
Между тем, пока Фоа работала в Филадельфии и пыталась адаптировать свой метод лечения фобий для пациентов с травмами, в Северной Калифорнии разрабатывался еще один метод лечения ПТСР – десенсибилизация и переработка движением глаз (ДПДГ). Именно к этому способу лечения я потом и обратилась в попытке устранить свои навязчивые страшные воспоминания и панику при вождении.
Простыми словами, идея ДПДГ состоит в том, что в процессе работы над травматическими воспоминаниями со специалистом пациент ритмично двигает глазами (вправо-влево или вверх-вниз), и нечто в этом движении (действительный механизм полностью до сих пор не понят) помогает эти воспоминания перерабатывать. Как будто эти воспоминания были «подшиты» неправильно и высовываются из ящичка каталожного шкафчика в сознании, не дают ящичку закрыться, и это мешает нам жить. Теоретически ДПДГ убирает их туда, откуда они уже не могут причинить нам боль.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
