– Вы благородный человек и не любите слухи и домыслы, – пришла на помощь капитану, и Гидеон вымученно вздохнул.
– Именно.
– Тогда хочу, чтобы и вы знали, что никакого жениха у меня нет.
– Я буду знать.
Он слишком долго держал меня за руку и слишком долго и пристально смотрел в глаза, пока не прошептал:
– Спокойной ночи.
Меня хватило только на короткий кивок.
Лишь только когда платформа поехала обратно вниз я позволила себе задышать вновь. Что это сейчас было?
Глава 16
Гидеон
– Ты так ей и сказал? – Белс поморщилась и хлопнула себя ладонью по лицу. Даже Ворчун встревоженно дёрнулся подо мной и повел ушами. Погладил его по шее, и он быстро успокоился, чего не сказать обо мне.
– А что ещё я должен бы сказать? Я немного староват для тебя. Мы едва знакомы, я не тот, кто тебе нужен. Ты слишком молода и сильно заблуждаешься на мой счёт?
– Правду, Гидеон. Боже, мужчины такие идиоты, не устаю это повторять, – она прицокнула языком, и её Бриз расценил это, как команду ускориться.
Ворчун же опять напрягся, приняв оскорбление на свой счёт. Обидчивая скотина.
– Кому–то хоть раз было легко от правды, Белс?
– Я сейчас не про твою сбежавшую невесту толкую. Пора бы уже отпустить ту историю и выбросить колечко, а не изводить себя изо дня в день. Твоей бывшей, конечно, стоило подсластить тот отказ. Но, с другой стороны, она не оставила тебе шансов. Отвергла и позволила жить дальше. Хоть ты и не воспользовался возможностью. Когда ты последний раз был с женщиной.
— Это я с тобой точно обсуждать не буду.
Подруга закатила глаза:
– Но про Алоиз разговор ты начал сам.
Белинда во всем была права. Я даже не пытался жить дальше, хотя письмо и кольцо были весьма категоричны, сколько ни читал все не мог отыскать между строк хоть отголосок надежды. А у неё, должно быть, уже дети подрастают.
– Что мне делать, Белс?
– Ты все уже сделал. Весьма грубо отверг девочку, даже не дав толком признаться. Гнилое благородство, Гидеон.
– Сейчас она преступница и находится у меня в подчинении. Я нарушу с десяток правил, включая устав Нуриджа, запрещающий подобные отношения. Да и потом, она аристократка, а я… Это мезальянс, как ни крути. Её отец никогда не одобрит нечто подобное.
– Ты сам себя слышишь? Мезальянс? Звучишь, как моя бабуля. Это она такими словечками любила разбрасываться, да только замуж, вышла за священнослужителя, успев родив от него мою мама и дядюшку ещё до брака. И ничего, камнями их не закидали.
– Тогда время было другое, Белс. Война.
– Другое? Гидеон, таких как я в то другое время сажали в тюрьму за проявление чувств. Сейчас свободы куда больше, а все заморочки лишь в твоей нерешительной башке. Да и потом, тебе не завтра жениться на ней. Начни с малого. Подари ей что–нибудь.
– Я подарил.
– Ярмо на шею? Это я увидела. Давно ты студентов приковываешь к себе? Отслеживаешь эмоциональный фон? Девчонка же ещё не знает, что ты на неё навесил, старый извращенец!
– Я не про обруч, Белс. Я подарил ей книгу. Оставил в комнате. Алоиз поймёт.
– Книгу, – она повторила, не скрывая саркастических ноток.
– Она любит книги, – тупо возразил, понимая, как нелепо я выгляжу сейчас. Как нелеп и унизителен весь это разговор.
Когда мы нашли Алоиз в грузовом вагоне, при ней была та самая книга Крамера, но безнадежно испорченная. Раз даже в такой момент она держала это издание при себе, значит, оно ей дорого. Генри без труда нашел в комиссионке такое же пособие, пока я улаживал дела с поездом и писал объяснительную начальнику станции.
– В любом случае, проявление чувств к арестантке может быть неправильно расценено окружающими. Я поставлю юную леди в неловкое положение. Её репутация будет под угрозой.
– Она соблазняла жителей столицы под видом блудницы, Гидеон! О какой репутации ты говоришь. Её папенька пыжится изо всех сил, чтобы покрывать инфантильные выходки своей младшей дочурки, но скоро все узнают, что она сидит в Нуридже. А кто виноват? Она за дело наказала мерзавца, который приставал к ней. Детская шутка с безобидной тучкой. Здесь же Алоиз Нобераль не за проступок. Ты решил нанять её под сомнительным предлогом. Именно ты захотел, чтобы она попала в Нуридж, но теперь всячески делаешь вид, что не запал на юную Нобераль. Ты поднял всех на уши, чтобы найти её, парализовал всё северное направление железной дороги. Твоя тьма сорвалась с поводка и помчалась к ней. Мне продолжать?
Белинда озвучивала мои собственные мысли. То, в чём я сам не мог себе признаться, и продолжал отрицать очевидное.
– Я бы сделал то же самое для любого подопечного Нуриджа.
— Вот опять ты заладил эту дешёвую пафосную ерунду. И увязался ты за мной просто чтобы Ворчуна выгулять, а не попросить совета? Я всегда на твоей стороне, ты же знаешь.
Она подбадривающе улыбнулась, но легче мне не стало. Я сам чувствовал себя преступником за собственные мысли и желания. За те эмоции, что я испытал, когда увидел несчастную Алоиз в пижаме среди разложенных на полу грамот, а потом тонущую в реке, лежащую в соломе, злящуюся на Генри в больничном крыле, всепрощающую напротив камеры Николаса. Такую разную. Смешную, странную, целеустремлённую.
– У тебя же есть совет?
Подруга призадумалась и быстро ответила, не сдерживая ехидой усмешки.
– Для тебя–то? Не–а. Не поторопишься, я могу сама приударить за леди Нобераль. Есть в ней что–то притягательное и бунтарское. И Генри что–то странное наплёл сегодня вечером. Сказал, она с моим именем на устах проснулась.
– Ты не посмеешь, Белс!
– Пари? Кто первым урвёт настоящие свидание с новенькой? – смеялась подруга, а зная её характер, я понимал, что она не шутит.
– Общение с Алоиз тлетворно на тебя повлияло Белинда. Это она любительница споров.
– Не юли, Гидеон. Принимаешь вызов?
– И на что же мы спорим?
– Свидание с новенькой уже неплохая награда, ты так не считаешь?
Для неё все было так просто. Никакого страха и смущения. Однажды она решила все для себя и больше не сворачивала с выбранного пути. Любить без страха, без оглядки на титулы, сплетни, неодобрительные взгляды. А я? Мне было комфортно в моём мире, пока одна девушка не потревожила затяжной сон, напомнив, что я ещё способен на что–то глупое и мальчишеское. Остановить поезд, арестовать министерскую дочку, мечтать о ней, приковать к себе, чтобы считывать не только её гнев, но и печали, страх, отчаяние. Защищать, чтобы история с поездом не повторилась, а никакой условный Бовард Леминбрюк не похитил более её поцелуй.
