Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
– Хотел приготовить мастерскую к твоему приезду, но столько работы навалилось в последнюю неделю. Хотя, в принципе, я всё закончил, только вот краска будет сохнуть еще пару дней. Ты не против? Можно открыть двери, меньше будет пахнуть.
Татьяна недоверчиво распахнула глаза. Мастерская? Что он имеет в виду? По своему опыту знала, что большинство обывателей считали вполне подходящей для мастерской темную комнатку квадратов в пятнадцать – двадцать.
– А посмотреть можно? – индифферентно спросила, стараясь не рассчитывать на что-то приличное, чтобы не расстраиваться зря.
Он взял ее за руку и повел в мансарду по винтовой лестнице, начинавшейся прямо в прихожей. Немного задержался, давая ей возможность пройти вперед, и распахнул дверь настежь. Она ахнула от неожиданности.
Это была настоящая мастерская! Высота пологого потолка колебалась от четырех до трех метров, видимо, зависела от ската крыши. Вдоль стен во всю длину были огромные, до потолка, окна. Площадь тоже была подходящей – больше сотни метров. У Юрия Георгиевича мастерская была не намного больше. Стены покрашены в светло-серый, почти белый, цвет, и в помещении удивительно светло. Единственное, что немного даже и не мешало, а просто было непривычным – проходящий посредине бетонный столб, выкрашенный в такой же цвет, что и стены. Она порывисто повернулась к нему, задыхаясь от восторга, и крепко обняла.
– Спасибо! Ты даже не подозреваешь, какой драгоценный сделал мне подарок! У меня впервые в жизни есть своя мастерская!
Он придержал ее за талию, не давая пройти в помещение.
Она посмотрела вниз, на влажно поблескивающий сероватый пол. Владимир плотно притворил дверь, и они спустились вниз. Он показал ей все комнаты коттеджа. Ей показалось, что это почти дворец – огромные комнаты, высоченные потолки. Дойдя до спальни, откровенно предложил:
Смеясь, она обняла его за шею, он проворно откинул покрывало с постели, уложил ее на прохладные простыни, и они не заметили, как наступил вечер.
Глава седьмая
Татьяна положила на холст крохотный прозрачный мазок и отошла на несколько шагов, пристально вглядываясь в картину. На ней под надзором кряжистой строгой няньки-сосны тесной кучкой стояла группа тоненьких, молоденьких и наивных березок с сочной зеленью и ослепительно белой берестой. Знойное летнее небо, пронизанное радостными лучами, легкий ветерок, ласкающий листву деревьев. Почему же у нее странное чувство незавершенности, чего же не хватает?
Снизу донесся громкий голос зовущего ее Владимира. Она встрепенулась. Уже полдень! Он приехал домой на обед, а она опять ничего не приготовила! Увлеклась и забыла! Ругая себя, торопливо вымыла кисточки. Небрежно сполоснув руки, сбежала вниз.
Он стоял на кухне в черных запыленных джинсах, с голым торсом, усеянным жемчужинками воды, и вынимал из микроволновки толстенькие сардельки, обложенные молодой желтоватой картошкой.
Татьяна попыталась оправдаться, чувствуя себя последней лентяйкой:
– Извини, я хотела лишь чуть-чуть поправить пейзаж, и совсем не заметила, как пролетело время.
С мягкой усмешкой он остановил ее причитания:
– Успокойся, радость моя! Я вполне мог перекусить с мужиками на стане, но специально приехал покормить тебя. Я же знаю, что ты будешь сидеть голодом до моего появления. А я не могу допустить, чтобы меня обвиняли в том, что я тебя вконец заездил!
У нее на щеках вспыхнул горячий румянец, и она укоряюще посмотрела на него, низко склонив голову.
Заметив ее смущение, Владимир довольно хохотнул.
– Заскочил в магазин, взял сардельки, а картошку накопал в поле. Охранник, правда, покосился, но начальнику ничего не сказал. Подождешь меня, я душ быстренько приму? Я лишь обкатился во дворе водой из колодца, больно жарко было.
Втянув носом аппетитный запах молодой картошечки, Татьяна почувствовала вдруг зверский голод и рассеянно разрешила:
– Конечно, иди!
Принялась доставать посуду из высокой горки натурального дуба, отполированного до зеркального блеска.
Владимир ушел плескаться в душ, а она, не выдержав, взяла двумя пальцами маленькую картофелину, положила ее в рот и стала жевать, блаженно зажмурившись. Какая вкуснота! Воровато оглянувшись на ванную, взяла еще одну. Почувствовав на своих плечах сильные руки, испуганно вздрогнула.
– И кто тут у меня картошку ворует? – Свирепо прорычал ей в ухо Владимир и поцеловал в основание шеи. – Ответишь вечером по всей строгости закона!
Стараясь поскорее прожевать, она что-то протестующе замычала и чуть не подавилась. Он бережно усадил ее на стул.
– Не волнуйся, жуй спокойно, никто у тебя еду не отбирает!
Подвинул к ней тарелку с картошкой, себе взял другую, побольше. Налил ей и себе по большой кружке молока. Проглотив, наконец, застрявший в горле кусочек картошки, она возмутилась:
– А почему мне меньше? Что за дискриминация?
Он усмехнулся и ласково урезонил:
– Ты съешь сначала! И не вздумай мне отдавать остатки. Я больше за тобой доедать не буду.
Не съев и половины, Татьяна поняла, что с голоду сильно переоценила размер желудка. В горло больше ничего не лезло. Она перегоняла куски по тарелке, надеясь, что Владимир скоро уйдет, и она сможет убрать еду в холодильник. А к вечеру, может быть, проголодается и доест.
Владимир быстро съел свою порцию. Положив подбородок на твердо установленные на столе ладони, саркастично наблюдал за ее мучениями. Она старательно жевала сардельку, а на тарелке лежали еще две.
– Что, невкусно? – огорченно поинтересовался, нарочито сумрачно нахмурившись. – А я-то надеялся…
Она перебила, недружелюбно посмотрев на него:
– Вкусно! – отщипнула еще кусочек, и, давясь, принялась демонстративно жевать. – А тебе разве не пора?
Он откровенно засмеялся.
– Да пора, пора, но уж больно хочется увидеть, как ты со всем этим справишься! – она затравленно посмотрела на него, и он смилостивился: – Ладно уж, давай сюда! И не говори потом, что тебе не докладывают мяса, как тигру в зоопарке!
Татьяна с достоинством пояснила:
– Это была шутка! – и стремительно передвинула к нему тарелку.
Он быстро доел, выпил молоко и оценивающе посмотрел на Татьяну. Она тотчас напустила на себя строгий вид, собрала со стола грязную посуду и стала мыть, сильно взбивая пену. С хитринкой на нее посмотрев, Владимир протянул мурлыкающим просительным голоском:
– А может, сейчас? Вечером я вернусь поздно, уставшим, ни на что ни годным…
Она фыркнула, как кошка.
– Это значит – три раза в день? Утром, днем и вечером? И это ты называешь негодностью? А что же ты делаешь, когда чувствуешь себя в форме?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
