Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Глеб глубоко затянулся и посмотрел вдаль, на море.
Смеркалось.
— А, собственно говоря, почему не пойдешь?
Князь брезгливым щелчком зашвырнул докуренную почти до фильтра сигарету в серую, холодную даже с виду воду.
— Потому что, уподобляясь скотам, сам становишься одним из них. А мне победа такой ценой и на хрен не нужна.
Потом немного помолчал и прикурил следующую сигарету.
— Вот так-то… Ладно, закрыли тему. Давай лучше еще вина выпьем, пока не остыло. Прохладно…
До Ольги Ларин в тот вечер почему-то так и не дозвонился. Молчали и домашний, и мобильный, так что спать пришлось в одиночестве.
Ну, да и Бог с ним.
Может, оно и к лучшему…
А наутро его разбудил яркий солнечный свет через открытую балконную дверь, радостный щебет птиц и уверенный голос Корна в телефонной трубке, сообщивший, что мэр прилетел, «вертушка» стоит на местном аэродроме, и у Глеба остается сорок минут на сборы, потому как потом они вылетают в Красную Долину. Так что, многоуважаемый господин тележурналист Ларин, извольте не фырчать в телефонную трубку, а немедленно приводите себя в порядок и дуйте в лобби-бар, где вас уже ждут ваши друзья, а также крепкий кофе с горячими бутербродами.
Идея с горячими бутербродами неожиданно показалась Глебу настолько привлекательной, что он умудрился помыться и побриться в воистину рекордные для себя сроки и уже через пятнадцать минут имел честь созерцать огромное блюдо с дымящимся хлебно-сырно-ветчинным чудом, а также подтянутых Князя и Корна, тихого Рустама и откровенно зевающего небритого Художника.
Впрочем, небритость не мешала Сашке уничтожать бутерброды с поистине устрашающей скоростью. Глеб только головой качал, глядя, как они фактически неразжеванными исчезают в гигантской пасти оператора, умудряющегося одновременно еще и беседу поддерживать.
Вот за что Ларин любил своего беспокойного подчиненного, так это за искреннюю и бескорыстную любовь к жизни в любых ее проявлениях.
Это, знаете ли, не каждому дано.
Зато уж если кому дано — так по полной программе…
До аэропорта доехали неожиданно быстро. По дороге Князь, пребывающий сегодня в отличнейшем расположении духа, неустанно разглагольствовал, знакомя телевизионщиков, так сказать, с историей вопроса. Точнее, с историей места, куда они собирались лететь.
— Красная Долина, Красная Долина… Красивейшее место, дорогие мои, русский Давос, иначе и назвать невозможно. Если канатную дорогу с вагончиками по альпийскому образцу «Шератон» дотянет, как собирался, до снежных цирков, да в придачу нормальные бугеля там поставит, катание будет — аж восемь месяцев в году. А то и все девять… Представьте: на лыжах покатались — и сразу в теплое, ласковое море… Красота!!! Здесь и чуть южнее, в Сочи — самые северные субтропики мира. Уникальный регион. А история… Вам местные наверняка будут рассказывать, что долину назвали красной то ли потому, что красивая, то ли потому, что по осени там папоротник красным становится. Чушь — полная и собачья! Всё, как всегда, значительно проще и кровавей. В позапрошлом веке там русская армия настигла убегающих с семьями и детьми немирных горцев. Те сдуру решили воспротивиться, и их просто расстреляли картечью. Всех. Пленных не брали. Долина была красной от крови, а в речке местной горной несколько недель вода текла красного цвета. Вот и все. После этого, кстати, «сачи» — народа, по имени которого назван южный сосед Южноморска, — просто не стало. Вообще. Те, кто уцелел, бежали в Турцию, где вполне успешно ассимилировались. Слишком уж их мало осталось. Вот и думай: с одной стороны, вроде бы — геноцид чистой воды, а с другой — никаких межнациональных конфликтов эта земля не знает вот уже более полутора столетий. Хотя кто здесь только не живет: и русские, и армяне, и грузины, и греки, и евреи. Даже эстонцы — не поверите — имеются. Потомки переселенцев конца девятнадцатого века. Сохранившие язык и национальные обычаи. Их, кстати, когда Союз развалился, приезжали звать, так сказать, на историческую родину. И были посланы сии эмиссары на чистейшем эстонском языке… А, может, и на русском… Лучше, чем на нашем родном, все равно послать ни на каком из существующих под этой луной языков невозможно. Такие вот дела… Так что, если увидите в Долине высокую красивую блондинку, такую, что — ух! — кровь с молоком, — можете не сомневаться…
— Так-так-так! — Художник, мирно дремавший на заднем сиденье минивэна, неожиданно оживился. — Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее…
От окна в ответ на реплику Сашки неожиданно сухо засмеялся Корн:
— Вот-вот… Расскажи ему, командир, почему этого делать нельзя… просто ни в коем случае.
Князь сразу же заметно поскучнел.
Дергать кого-то с таким выражением лица в подобного рода ситуации мог только человек крайне бестактный.
Вроде Художника.
— Слушай, Дим, а почему нельзя-то? У них что, щель поперек, что ли?
Князь в ответ только губы сжал в ниточку.
Так, что они аж побелели, бедные.
Ларин уже совсем было собрался вмешаться, но Князь нашел-таки в себе силы расслабиться и даже вяло усмехнуться:
— Нет, Сань. С этим у них все нормально. А вот с другим… Представь себе на секунду гибрид эстонской практичности и горских представлений о чести… Офигеешь.
— И что?
— А ничего. — Князь, кряхтя, полез в карман за сигаретами. — Мне, например, жениться пришлось — по большой любви и из врожденного чувства порядочности. Потом развестись, потому как нормальный человек этот гибрид долго выносить не в состоянии, даже несмотря на частые командировки. Двое парней теперь безотцовщиной растут… — Он наконец-то справился с сигаретами и теперь дергал колесико золотой зажигалки — точной копии той, что вчера сунул в карман Глебу. — Блин!!! Лучше б она стервой была конченой, а то…
— А то — что?
Тут терпение Ларина лопнуло, и он приготовился закатить Сашке хороший подзатыльник.
Хорошо, что машина вовремя остановилась. Приехали.
На взлетном поле лениво махал винтами эмчеэсовский МИ-8, неподалеку тусовался мэр в окружении небольшой свиты.
В сером свитере, синих джинсах и черном кожаном пиджаке он смотрелся куда лучше, нежели в дорогом костюме от кутюр и остроносых полуковбойских башмаках с огромными металлическими пряжками.
Глеба аж передернуло, когда вспомнил.
А так — очень даже ничего себе дядька…
Ну, да ладно.
Не до этого.
Они загрузились в «вертушку», и Художник тут же начал требовать, чтобы ему соорудили «люльку», снимать облет. Бедные эмчеэсовсцы, судя по всему, никогда не имевшие дела с отчаянными столичными телевизионщиками, для которых война — что мать родна, сопротивлялись и требовали расписку, что если этот псих выпадет или кокнет дорогостоящую аппаратуру, они тут не при чем.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
