Книга В постели с монстром - Полина Рей

Пока они с Володарским ехали туда, где, вероятнее всего, держали Нино и Алину, Герман раз за разом прокручивал в голове то, что узнал. Он не помнил Дашу от слова «совсем». Может, какие-то обрывочные образы, которые, вероятнее всего, просто смешались у него в памяти. Но сейчас, когда выяснил про её суку-любовника, она словно бы стала ближе. Не в тот момент, когда он забрал Алину, нет. А сейчас. Когда можно было попробовать воспроизвести всё, что Землянская пережила, когда ждала их ребёнка.    

Эти размышления - по кругу - позволяли хоть как-то абстрагироваться и не погрузиться в липкий страх. «Вишняков был помешан на Землянской», - как на повторе звучал в памяти голос Бориса. Помешан. Б*я… Он ведь был неконтролируемым… Этот Егор, у которого сейчас в руках находились его девочки. Что он мог хотеть от Алины? Как только Ильинский понял, что именно дочь была в наибольшей опасности, в его фантазиях стали появляться картинки, от которых к горлу подступала тошнота. Потому что не понимал, как именно Вишняков относится к малышке. Что именно в его голове рождается, когда видит перед собой Алину? И Нино… она стала ненужным и чужеродным элементом, от которого он вполне мог избавиться.       

Не думать. Нужно просто об этом не думать. Никакие мысли не помогут девочкам выбраться. Только действия. А это значило, что поквитаться с больным ублюдком у него получится уже вот-вот.     

- Так. Это здесь, - тихо проговорил Володарский, паркуясь возле одного из невысоких домов за простеньким штакетником. - Вперёд по улице, там пустырь. На пустыре дальше одноэтажка. Дача Вишнякова, оставшаяся от матери.    

- У него ещё и родственники есть?    

- Были. Мать погибла давно, её особо жестоко убили на глазах Вишнякова. Потому тот таким и стал.     

- Гм.      

Вот только ему не хватало психологии маньяков. По херу было вообще, что и как привело к тому, что этот гондон сейчас занимался тем, чем занимался. И что вытворил то, за что Ильинский его ни прощать, ни миловать не желал.     

Борис вышел из машины, и Герман последовал за ним. В венах вскипал чистейший адреналин, который хоть отчасти помогал приглушить страх, что они приехали сюда слишком поздно.   

Закурили. Ильинский втягивал дым жадно, будто насытиться нужно было этой горечью, которая заполняла лёгкие до боли.   

- Мои ребята рядом. Брать будем, когда подойдём ближе. Нельзя, чтобы Вишняков хоть что-то заподозрил. Дом на отшибе, территория кругом просматривается. Действовать нужно осторожно.   

- Предлагаешь в засаде сидеть, пока эта скотина там с девочками х*й знает что творит?   

- А другого пути нет. Спугнёшь раньше времени - иди скажи, что ему в голову взбредёт.   

Ильинский сжал челюсти и отбросил окурок в снег. Вроде бы Володарский был прав, если бы не одно «но» - медлить сейчас ему казалось смерти подобно.      

- Хорошо, тогда как действуем?   

- Пока ждём. Давай прогуляемся, осмотримся.      

Где-то забрехала собака, и этот звук тоской сжал сердце Ильинского. Совершенная глушь, такая не в каждой  полузабытой деревне-то бывает. И гул, будто со всех сторон тишина давит.   

Он зашагал рядом с Володарским. Тот молчал, молчал и Герман. Нет, пожалуй, он не мог бы пообещать, что справится с собой и сможет бездействовать, даже если его жизнь будет под угрозой.   

- Вон тот дом. - Борис указал на одноэтажную постройку, которая стояла поодаль от остальных. - Если Нино и Алины там нет… я не знаю, где их тогда искать.    

Он засунул руки в карманы пальто и осмотрелся. А Ильинский застыл, вперившись взглядом в логово этого чёртова психа. Понимание, что девочки могут находиться настолько близко, било по натянутым до предела нервам. Герман запрокинул лицо и всмотрелся в равнодушные серые небеса. Если уж они дали ему Алину и Нино в то время, как он давно смирился с одиночеством, это не могло случиться просто так. Эта мысль вдруг принесла то, чего Герману так не хватало - покой. И уверенность, что всё будет хорошо.    

И понимание, что он просто обязан действовать прямо здесь и сейчас.      

- Ильинский! Ты куда, мать твою?! - раздался ему в спину то ли громкий шёпот, то ли приглушённый крик Володарского, когда Герман сорвался с места и помчался в сторону того самого дома. Впрочем, на Бориса ему было сейчас плевать - Ильинский делал то, что считал нужным в данную конкретную секунду.     

Щеколда на калитке поддалась почти сразу. Герман, уже не таясь, просто повис на заборе - невысоком, метра в полтора - перегнулся через него и потащил задвижку. Он не слышал, да и не слушал, есть ли те, кто бежал следом за ним. Важно было лишь то, что делал сам Герман. И уверенность в том, что он выбрал правильный путь.    

Калитка распахнулась и он оказался на территории. Небольшая и неухоженная - вот какой она была. Трава явно вырастала по пояс, если не выше - даже сейчас, обильно припорошенная снегом, она тянулась к зимнему небу мёртвыми коричневато-грязными остовами. Всюду валялись какие-то предметы - ржавый таз, в который насыпало ледяной крупы, проржавленная лейка. Но они совсем не интересовали Ильинского. Дом - вот куда он направился, едва осмотревшись.     

Входная дверь на вид была довольно крепкой, но сомнений в том, что её можно сбить с петель, у Германа не возникло. Он снова быстро окинул взглядом окружающую обстановку, а когда из-за двери послышался громкий детский плач, понял, что нужно действовать сейчас, ведь его сердце забилось с такой силой, что едва не выпрыгнуло из груди.