ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Оглядываясь назад, Элери, несомненно, восприняла бы идиллию в снегу как нечто настолько близкое к совершенству, насколько это вообще доступно простым смертным. Они ели, спали и в перерыве между этими занятиями предавались любви чаще, чем это казалось возможным. В первый вечер они спустились вниз пообедать, но затем решили, что нелепо тратить дрова, когда можно согревать друг друга в постели безо всяких усилий. Тесно прижавшись, они лежали, освещенные неровным пламенем свечей, спрашивая и отвечая, и все больше узнавали друг друга, жалея время на сон. Но близость неизменно разжигала в Джеймсе страсть, которая неизбежно приводила к занятиям любовью, и, усталые, они засыпали, не разжимая объятий, чтобы, просыпаясь, начать все сначала.
Проснувшись довольно поздно на следующее утро, Элери сразу поняла, что их идиллия закончилась. Лампа возле кровати горела, и на улице вовсю стучала капель, Началась оттепель.
– Джеймс, – тихо позвала она, гладя его по лицу. – Проснись. Дали свет.
Он недовольно застонал и крепко обнял ее.
– Выключи его. Давай останемся здесь. Она вздохнула.
– Если бы только было можно…
Как будто в подтверждение ее слов, зазвонил телефон. Джеймс со стоном протянул руку и снял трубку.
Некоторое время он, молча, слушал, затем задал несколько коротких вопросов.
– Хорошо. Я приеду завтра утром. – Повесив трубку, он повернулся к Элери с угрюмым видом. – Кажется, за время нашего отсутствия «Нортволд» не пришел в упадок, но, тем не менее, наше возвращение, как я понял, будет должным образом оценено.
– Давай посмотрим на положительную сторону этой проблемы, – бодро предложила она. – По крайней мере, сегодня мы сможем принять ванну. Мне надоело покрываться мурашками каждый раз, когда я пытаюсь вымыться… Почему ты так смотришь на меня?
– Ванна, – протянул Джеймс, лукаво блеснув глазами. – Отлично. Я к тебе присоединюсь.
И как Элери ни протестовала, ей так и не удалось отговорить его, в результате чего пол в ванной пришлось долго вытирать, а они с Джеймсом, несмотря на заработавшее отопление, успели посинеть от холода к тому моменту, когда, наконец, оделись.
– Времяпрепровождение такого рода, – заявила Элери за завтраком, – не представляется возможным, пока ты не установишь ванну больших размеров.
Джеймс замер, не донеся до рта вилку с омлетом.
– И тогда ты будешь приезжать сюда, и принимать ванну вместе со мной?
– Возможно, время от времени.
Он продолжал, есть, неожиданно приняв сосредоточенный вид.
– Мы все равно не сможем сразу же выехать, поэтому давай кое-что обсудим.
Элери налила кофе и, настороженно нахмурившись, посмотрела на него.
– У меня такое чувство, что мне не понравится тема разговора. И все же я тебя слушаю.
– Никогда еще я не испытывал ничего подобного, – начал Джеймс с неожиданной страстностью в голосе. – У меня были женщины, но, ни об одной из них я не думал, что не могу без нее жить. Ты сказала, что тоже любишь меня…
– И, полагаю, более чем убедительно продемонстрировала это, – вставила Элери.
– Настолько, – согласился Джеймс, – что мне приходится прикладывать значительные усилия, чтобы оставаться по свою сторону стола. Но жизнь не сводится к занятиям любовью. Я хочу, чтобы мы взяли на себя определенные обязательства, Элери.
– Обязательства, – повторила она бесцветным голосом.
– Да. – Он прокашлялся и бросил на нее нерешительный взгляд. – В любой форме, которую ты предпочтешь. Партнерство, брак – как скажешь.
Сердце Элери замерло в груди. Она уставилась на него растерянным взглядом.
– Ты не мог бы временно согласиться на меньшее?
Джеймс раздосадовано вздохнул.
– Я говорю, что люблю тебя, а ты смотришь на меня круглыми глазами и молчишь. Я делаю тебе предложение, а ты предлагаешь ограничиться меньшим. Что ты за женщина, Элери? Ты что, получаешь удовольствие, ставя меня на место?
– Нет! – Она с несчастным видом замотала головой. – Я люблю тебя, Джеймс. Я отчаянно люблю тебя. С первой нашей встречи. Единственное, о чем я прошу, так это не торопить события.
– Я и не предлагаю пороть горячку. Можно сделать все, как того требуют условности. Обручиться на тот срок, который тебя устраивает… – Он резко оборвал фразу, его глаза подозрительно сузились. – Или уже существуют какие-то обязательства, о которых я не знаю?
– Не совсем, – с трудом выговорила Элери.
Джеймс пристально смотрел на нее.
– Объясни мне толком, Элери, что ты имеешь в виду? – В его глазах неожиданно вспыхнуло понимание. – Ты замужем? У тебя где-то есть муж, который не дает тебе развода?
– Нет.
– Что же тогда?
– Я не могу тебе сказать.
– Почему, черт побери?
– Потому что это касается не только меня. – Она встала и с умоляющим видом подалась к нему, но Джеймс вскочил и выставил руки перед собой, удерживая ее на расстоянии.
– Нет. Не подходи. Если ты дотронешься до меня, я пропал. – Он на секунду закрыл глаза. – Не могу поверить, что ты способна так обойтись со мной.
Руки Элери беспомощно повисли.
– Мне очень жаль, Джеймс.
– И что же нам теперь делать? – грубо спросил он. – Вести себя так, будто ничего не случилось?
– Но разве нельзя оставить все как есть?
– Я был бы счастлив, но тогда ты должна жить со мной. А это ты не намерена делать, ведь так?
– Мне бы хотелось этого больше всего, – с жаром ответила Элери. – Но мой отец…
– Ты же взрослая женщина, Элери, и можешь распоряжаться своей жизнью.
Она с мольбой смотрела на него.
– Теоретически – да. Но в моем конкретном случае это невозможно.
– Назови мне причину – почему.
– Я не могу, – едва выговорила она со страдальческим видом.
Лицо Джеймса вдруг осунулось.
– Тогда не о чем и говорить. – Он широко распахнул дверь и некоторое время молча, смотрел на таявший снег. – Похоже, поездка будет паршивая, ну да черт с ней. Лучше уж ехать в Пеннингтон, чем оставаться здесь, черт возьми.
Элери в отчаянии уставилась на его широкую спину.
– Джеймс… Прошу тебя, не надо…
– Не надо что? – с ожесточением спросил он, захлопывая дверь. Затем обернулся и бросил на нее холодный, гневный взгляд. – Вначале ты буквально режешь меня на куски, а потом предлагаешь не суетиться по этому поводу?
