Сейчас на краю пропасти был Ульпак. Он чувствовал, что его руки связаны, а голова кружится не от высоты. Просто перед церемонией он выпил священный напиток из листьев белены и теперь слушал только удары, отсчитывавших каждый его шаг. Ягуар был послушен этому ритму, как дитя матери. В ушах звенело, и, чтоб избавиться от этого звона, Ульпак готов был перешагнуть через край.
На голове у него был тяжелый золотой шлем, на предплечьях и запястьях рук — наборные золотые браслеты, шею сковывало спиралевидное ожерелье, от плеч до самого живота тело ягуара покрывал массивный золотой нагрудник. Эта груда металла должна была утянуть Ульпака на дно, даже если он не разобьется о воду, падая с такой высоты.
Звук барабанов в ушах стал совершенно нестерпим и, повинуясь его смертельному ритму, тольтек шагнул вниз…
Он видел, как гладкие стены сенота стремительно понеслись вверх, а потом страшный удар сломал его тело. Последнее, что успел заметить Ульпак, были громадные белые пузыри, уходившие вверх по мере того, как он погружался на глубину…
Чернота разомкнулась перед ним, и ягуар осознал, что идет по громадному залу. Вокруг него стояла ледяная мгла, пронизанная осколками звезд. Не было ни страха, ни боли, он сознавал себя сильным и могущественным. Но там впереди на каменном троне сидел тот, кто был сильнее и могущественнее его во сто крат — огромный Белый Ягуар. «Я умер, — думал Ульпак, — и теперь предстал перед божественным предком». Но странное дело — Ягуар был одновременно и его солнечным братом. Правая рука Ульпака, перехваченная красной шерстяной повязкой — символом царской власти — покоилась на плече Шкик, которую он и вел к трону, а Акхан, ласково улыбаясь, протягивал им маленького белого младенца с головой Ягуара. Больше тольтек ничего не видел.
Он открыл глаза и с силой потер их. В комнате никого не было. Странные сны растаяли, оставив тревожный осадок. Солнце било сквозь открытую дверь. Стоял полдень. Бэс давно и недовольно всхрапывал, не понимая, почему хозяин не позаботился его накормить.
— Сам виноват. — бросил ягуар, выходя во двор. — Ульпак тебя стреножил или привязал? Искал бы себе траву, ел листья.
Конь фыркнул и направился к ручью, чтоб напиться. Воин последовал за ним. Спустившись к воде сквозь заросли осоки, он осторожно обследовал берег и вскоре наткнулся на остов человека, обмотанный истлевшими обрывками дорогих тканей.
— Слово ягуара. Ульпак сказал. — бормотал он, извлекая мумию Сетофрена из воды. С головой пришлось повозиться, она застряла под корягой на дне. Из ее пустой глазницы выскользнула целая стайка пестрых рыбок.
Собрав все, что удалось найти, тольтек аккуратно собрал останки хозяина гробницы в свой плащ и отнес домой. Здесь он с почетом возложил скелет и голову атлана в деревянный гроб и, пожелав достойному Сетофрену спокойного отдыха от земной суеты, покинул гостеприимный Минатлан.
Посланные Ульпаку видения были отрывочны и неясны. Воин не мог истолковать ни одного из них, поэтому не стал даже задумываться над загадками атланского мудреца. В подобных вопросах он привык полагаться на малышку Шкик — вот кто видит сквозь время! С самого же Ульпака вполне достаточно уверенности, что в конце концов царские повязки лягут на его лоб и предплечье, хотя, конечно, ни путешествие в Дом Змей, ни прыжок в сенот не могли его обрадовать.
3
Дорога из Минатлана вела вдоль реки, которая сначала спокойно струилась по слегка всхолмленной местности, а потом врезалась в горные отроги. Низкие, колючие кусты терновника покрывали все мало-мальски затененные впадины, где можно было найти укрытие от солнца и высосать хоть каплю влаги из черствой земли.
Спешившись на крутом подъеме, Ульпак повел Бэса в гору. После восхождения он уселся среди клочьев желтой сухой травы, решив дать отдых себе и лошади. Вот уже вторые сутки путник ничего не ел, но это не беспокоило тольтека. Люди его народа были равнодушны к голоду и жажде, мальчиков с детства учили переносить любые лишения, и обряд посвящения в мужчины включал множество таких испытаний, по сравнению с которыми отсутствие еды казалось лишь легким неудобством.
Местность, над которой сидел сейчас Ульпак, на языке ягуаров называлась Низкие Холмы. Она тянулась вдоль реки и плавно переходила в высокие предгорья Тулума, где воин собирался найти Шкик.
Бедная блаженная девочка жила, как дикая птичка, тем, что по великой щедрости посылали ей духи-прародители. Одержимая царевна говорила брату, что люди народа Ягуаров, не смотря на запрет дяди, тайком разыскивали ее в горах, прося кто предсказаний, кто лечения от недугов и принося нехитрые подарки: сушеное мясо, кукурузу, яйца…
Еще пол дня, и он на месте. Жаль, Ульпак хотел бы вернуться из долины не с пустыми руками. Ему мечталось надеть на худенькую грязную шею Шкик золотые ожерелья белых собак, захваченные в их призрачных городах-могилах, украсить ее чело подвесками из голубого и белого нефрита, а руки от запястий до самых плеч бесчисленными легкими браслетами. Ему хотелось внести ее на руках в высокий Дом Старцев, где совет из 30 наиболее почтенных сановников признает права и власть верховной жрицы. Хотелось усадить на пестрые богатые циновки и презрительным щелчком пальцев, как и подобает властителю, пригласить стайку младших жриц убирать перьями священного Кецаля свою новую госпожу…
Но Ульпак ехал один. Без подарков, без войска и без добычи. Сейчас он больше нуждался в совете и помощи сестры, чем она в нем. Ягуар не заботился о том, как найдет девушку. Между ними существовала необъяснимая связь, которая позволяла брату всегда отыскивать Шкик без особых хлопот. Он правил конем, полагаясь на собственное желание свернуть в ту или другую сторону.
Так было и на этот раз. Девушка сидела прямо на земле и кормила воробьев которые пищали и копошились у ее ног. Услышав стук приближающихся копыт, она вскочила и приложила руку козырьком ко лбу. Ульпак выехал из-за гряды серых камней, направив Бэса прямо к ней.
— Ой! — блаженная отскочила. — Какое чудовище!
— Это лошадь, глупая невежа. — тольтек соскочил на землю и сгреб сестру в охапку.
— Боги дали человеку две ноги, чтоб он сам ходил по дороге! — Шкик опасливо косилась на всхрапывающего жеребца.
— А лошади — четыре, чтоб она могла носить людей вдвое быстрее. — ягуар прижался лбом к пахнущему солнцем лбу сестры.
— Какая Шкик грязная! — воин взъерошил пальцами и без того лохматые волосы девушки. — Даже бедный Ульпак не так воняет!
— Если б бедный Ульпак пожил здесь среди змей и голубиного помета, он вонял бы еще больше. — обиделась царевна. Теперь она смотрела на него, чуть запрокинув голову назад, и в ее черных раскосых глазах появилось странное выражение, по обветренным губам поплыла мечтательная улыбка, точно Шкик, оставаясь в мощных объятьях брата, ушла куда-то далеко-далеко.
— Ульпак видел его. — тихо сказала она. — И был рядом с ним. — ее руки дрогнули. — Жаль, что старый Ульпак уже не вернется, Шкик его очень любила, — девушка опустила голову, — но Шкик обещает любить нового еще сильнее.
