Ковыляка отдавал себе отчет, что через несколько минут его догонят и спросят документы, и его с головой накрыла волна отчаяния. Можно попытаться укрыться на темной обочине, но хакни — его не заставишь распластаться на камнях и дышать не запретишь, а на этом холоде каждый выдох теплокровного скакуна сопровождается заметным облаком пара. Замереть и в очередной раз прикинуться трупом? Грязный, обгорелый и холодный, ковыляка не сомневался, что сыграет эту привычную немую роль без сучка и задоринки — но…
Совершенно неожиданно для себя Адам понял, что еще одного процесса «находки покойника» он просто не переживет. Ни за что на свете. Что угодно, лишь бы не это.
Мешочек с украденными снадобьями с нетерпеливым торжеством толкнулся в бок, но громче соблазнительных обещаний в голове гудели слова хозяина, намертво вколоченные в память: «Никакой открытой агрессии, Адам! Никакой агрессии — это Нижний город, чужая территория, и я запрещаю тебе нарушать ее законы!»
Зажав горловину мешочка под мышкой, Адам отпустил уши хакни и потянул его за короткую гриву. Спрыгнул на дорогу, пнул скакуна, чтобы отогнать подальше, отполз к каменной опоре, где гуще всего лежала спасительная тень, и затаился, пряча под собой скудное, но дорогое имущество.
«Здесь никого нет! Даже не смотрите в эту сторону! Следить за порядком на дороге вообще не ваше дело — ведь гноменты патрулируют населенные пункты Верхних городов! Здесь никого нет — проезжайте мимо! Мимо!..»
— Ну-ка, стойте! Хакни без седока, спешиваемся!
Пятно света замелькало по дороге, неумолимо приближаясь к тому месту, где скорчилось неподвижное обгорелое тело.
В этом момент Адаму открылась истина, которую не было дано постичь многим живым и вполне неглупым людям — он понял, почему гномы легко строят свои многоярусные подземные города, производят лучшее в мире оружие, а короткие грубые пальчики их ювелиров творят хрупкие шедевры. Создатель наделил проклятых коротышек поистине нечеловеческой дотошностью в мелочах. Если обычный человек редко обратит внимание на кучу тряпья, валяющуюся на обочине, то гном обязательно наклонится и внимательно рассмотрит находку: что за непорядок? Как поступить? Кому доложить?
Свет лизнул скулу Адама и задержался на широко открытых глазах с застывшими точками зрачков. Маленькая нога в форменном ботинке откинула плащ-палатку.
— Труп человека, — констатировал гномент. — Следы побоев, пожара, мертв не менее нескольких часов. Докладываем охране Лакатки.
«Оно вам надо? Просто пните меня в сторону и езжайте спокойно по своим делам. Кстати, у меня в кармане остаток денег, что дал хозяин, — возьмите их себе за беспокойство, ладно?»
— Холодный как лед, — пропыхтел голос над ухом Адама, и маленькая ладошка задела его макушку. — Интересно, что с ним будут делать дежурные? Отправят в Верхний город?
«Интересно?! Тебе действительно это интересно?! Извращенец».
— Лакатке не нужны уголовные разбирательства с императором Орасса и Каперии, — уверенно ответил гномент. — Его просто похоронят по человеческому обряду. Тут штольня неподалеку — скорее всего, в ней и закопают.
«Похоронят? В штольне? Завалят камнями, чтобы я не смог выкопаться? Только не это!»
— Ну как, старшой, оставляем его тут и докладываем на ближайшем посту?
От ответа на этот вопрос зависела дальнейшая судьба Адама.
«Да! Соглашайся! Дай возможность несчастному, и без того настрадавшемуся трупу избежать очередного кошмара! Штольня — это неправильное место для захоронения зомби! Если тебе так уж неймется, закопай меня прямо здесь, у дороги. И насчет обряда не беспокойся — не надо ни молитв, ни цветов, главное, чтобы земля была мягкой и рыхлой! Можно даже упростить процедуру: вы кладете меня с краю и просто присыпаете горстью земли — как идея? Нравится? Договорились? По-моему, гениально: и ваша гномья совесть чиста, и мне особо мараться не придется. Ну что же ты молчишь, старшой? Скажи „да!“».
— Нет, — покачал головой старший гномент. — Оставлять труп без охраны никак нельзя — а если на него кто наткнется? Скинут с дороги, а нам потом искать.
«Я с этими законниками с ума сойду! На кой черт искать труп, если его нет, — не объяснишь? Нет трупа — нет проблемы! В крайнем случае, если уж так приспичит кого-нибудь похоронить, просто выйдешь в Верхний город, спросишь у первого попавшегося человека документы, треснешь его камнем по голове и отволочешь в ваше подземное логово, чтобы предъявить страже!»
— Вот что — давайте возьмем его с собой.
— Как ты это себе представляешь? Перекинуть поперек седла не получится, он уже застыл.
— На нем гномья плащ-палатка — она достаточно крепка, чтобы выдержать пару верст дороги волоком. Передадим страже из рук в руки — пусть дальше валандаются сами.
Из последних сил Адам постарался удержать трагически уползающие к вискам брови, когда его переворачивали, вынимали из плащ-палатки, дергали за конечности, несли и укладывали на жесткую ткань. Вынужденная неподвижность оказалась вдруг до того мучительной, словно ковыляка был натуральным живым человеком, по жилам которого текла не вязкая колдовская водица, а настоящая горячая кровь.
«Сползу по дороге. Черт с ней, с плащ-палаткой!»
— Как бы не утерять, — тут же убил идею в зародыше деловитый гномент. — Надо зафиксировать.
Тонкий браслет наручников защелкнулся на запястье правой руки Адама, намертво скрепляя его с цепочкой, пристегнутой к седлу.
Хакни дернулся. Плащ заскользил на покрытых корочкой льда камнях, неся на себе тело ковыляки. Дождавшись, когда гноменты перестанут оборачиваться и привыкнут к мысли, что их находка благополучно едет в хвосте процессии, Адам осторожно высвободил мешочек с крадеными снадобьями и приступил к непростому действу: ему требовалось отделить от общей кучи хотя бы один сверток или сосуд, запах которого был ему знаком по прежней жизни с хозяином, причем в распоряжении ковыляки теперь была всего одна рука.
«Самогон. Еще самогон, но уже на каких-то травах. Опять самогон? Забавный магический набор, ничего не скажешь! Кажется, это… Или нет? Дьявол — вонь от этих копытных перебивает все на свете! Точно — этот порошок при поджигании обладает взрывной силой. Интересно, я сумею добросить сверток до настенного фонаря?»
Память настойчиво повторила наказ хозяина: «Никакой агрессии, Адам!», но копчик и плечи немилосердно било о жесткую дорогу, заглушая голос разума.
Приподнявшись на скользящей плащ-палатке, ковыляка размахнулся и швырнул сверток с горючим порошком, метя в моргающий от сквозняка фонарный фитиль.
Тысячи холодных белых искр взметнулись к своду и тяжелым облаком обрушились на дорогу, выворачивая наизнанку каменный настил. Адама вместе с плащом подбросило вверх и протащило по воздуху, словно сказочного героя, путешествующего на ковре-самолете. Гортанно вопя, хакни рванулись вперед, не видя ничего, кроме густой каменной пыли и застревая копытами в образовавшихся ямах. Оглушенные гноменты что-то кричали, но шум от падающих камней заглушал крики.
