Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
– Никак не действует, – подтвердил Бедренец. – Вино пьёшь, как кислый сок. Портвейн – как сладкий сок. Водку – как мерзкую горькую микстуру. Того омерзения, что возникает после животной пищи, нет, просто неприятно и глупо. И с большим удивлением понимаешь, что когда-то принимал эту мерзость внутрь.
– Вот умеешь ты сказать тост, товарищ Бедренец, – упрекнул я.
Залпом выпил рюмку.
М-да.
И впрямь ведь – горькая и противная штука.
Торжествующе улыбнувшись Михаилу, я закусил пельменем, некошерно облитым сметаной.
– С мясом и кровью совсем другое, – сказал Бедренец негромко. – Тут непереносимость на всех уровнях, и физиологическом, и психологическом. Если съесть, на самом деле разжевать и проглотить, кусок мяса или выпить стакан молока – то будет мутить, наступит лёгкое отравление. Реакция сродни аллергической, не смертельная, но крайне неприятная. Психологическое отторжение ещё сильнее. Я однажды съел яблоко с червяком. Понял это по рези в животе. Боль прошла быстро, но стоило подумать о случившемся, как я испытывал дурноту ещё много месяцев. Мы даже стараемся не пить соки из пакетов, там, знаешь ли, не очень-то сортируют фрукты. Залетевшая в рот мошка-дрозофила на пару дней выбивает из колеи.
Я непроизвольно посмотрел на соседний столик, где мамаша с ребёнком радостно запивали пельмени яблочным соком. Да, лучше не задумываться, проверяют ли на заводах каждое яблочко на наличие червячка.
– Меня поэтому так шокируют случаи психоза у кваzи, – продолжил Михаил. – Старик, совершивший самоубийство, поступил совершенно правильно с точки зрения нормального кваzи. Но я боюсь, что это было связано не с самим фактом агрессии или попадания мяса в организм, а с тем, что это была плоть его правнука и малыш погиб. Ты ведь разговаривал с Аркадием. Милейший парень, неглупый, увлечённый наукой, – вдруг набросился на девчонку, вырвал у неё кусок мяса из руки, прожевал и проглотил.
– Он ведь опомнился почти сразу.
– Вспомни, что я тебе говорил. Меня мутило ещё несколько месяцев при воспоминании о проглоченном червяке. Аркадий совершенно спокойно рассказывает про недавний инцидент. Да, его вытошнило в туалете… Он даже притащил кусок прожёванного мяса и спросил, нельзя ли его пришить девочке обратно… Был слегка не в себе. Потом чистил зубы и полоскал рот. И пару дней его мутило, весь прыщами пошёл… Но никакого долгосрочного шока, никакого инфернального ужаса. Спокойное логичное обсуждение случившегося. Вот это меня тревожит. Психологический запрет будто начисто сорван и выброшен. Осталась физиологическая реакция и разумное неприятие. Это что же должно было случиться с сознанием, чтобы так всё изменилось? И что ещё может произойти? И почему?
Пельмени давно остыли. Я доедал их почти без аппетита. Что-то мне стало неприятно мясо, почти как нормальному кваzи.
А вот жареные гедза с креветками пошли лучше.
– Странные вы, кваzи, если честно, – сказал я. – Не знаешь, чего от вас и ждать.
Бедренец усмехнулся.
– Не знаешь… А чего от людей ждать – ты знаешь? Может, я и человек старой закалки, и вообще человек в прошлом. И жизнь свою, человеческую, жил в провинции, да ещё и советской. Но насмотрелся много чего. Милейший человек, заслуженный педагог, глава большой семьи, медали от власти получавший за воспитание юного поколения, насилует малолетнюю ученицу, душит её, труп зарывает в сарае, а потом со всеми вместе по лесам ходит, пропавшую ищет, родителей успокаивает… Думаешь, псих? Нет, в своём уме. Три молодых парня, один из армии приехал на побывку, двое старшеклассники, повздорили с бывшим приятелем, избили зверски и повесили на дереве. Не пьяные, заметь! Да и ссора была – тьфу! Родители волосы на себе рвали, в Москву письма писали – не могли наши деточки так поступить, наговаривает милиция… Жена два года потихонечку мужа травила… знаешь, чем? Толчёным стеклом. По какой причине? Пьянство, измена, бил? Нет, просто надоел! Мужик из больниц не вылезал, то язва, то прободение… Случайно врачи поняли в чём дело, лаборантка глазастая в дерьме стекло заметила. Я её потом спрашивал – почему не развелась попросту, по-человечески? Знаешь, что ответила?
– Деньги не хотела делить? – мрачно спросил я. – Или боялась, что детей отберёт?
– Детей в советское время всегда матери отдавали. А делить… какие там деньги-то… «Нехорошо разводиться, – сказала. – У нас в роду никто никогда не разводился, меня бы родители за такое всю жизнь пилили!» Люди. Живые. Советской властью воспитанные…
Я вдруг понял, что обедающие рядом поглядывают на нас. Без восторга поглядывают. Кое-кто и вилки с ложками отложил, потеряв аппетит. Бедренец предавался воспоминаниям слишком уж громко.
– Михаил, давай-ка не будем мешать людям кушать, – потянув его за рукав, сказал я.
У Бедренца зазвонил телефон. Мелодия снова была старая, но незнакомая.
– Это из канцелярии Представителя, – закидывая в рот последний пельмень, быстро сказал Михаил.
Мы вышли из пельменной на набережную Фонтанки. Наш водитель уже вернулся, машина стояла чуть в стороне. Михаил принял звонок, некоторое время слушал, прижимая трубку к уху, потом сказал:
– Спасибо. Да, мы выезжаем.
Он махнул рукой и машина мягко подъехала к нам.
– Всё в порядке? – уточнил я.
– Да, решили вопрос. Состоится у нас визит к учёным мужам. – Он помолчал, потом спросил: – А догадываешься, чем история с отравительницей закончилась?
Я покачал головой.
– Ей условный срок дали, потому что раскаялась, двое детей и характеристики сплошь положительные. И муж на суде выступал, просил не наказывать строго. Они не развелись даже. Продолжили вместе жить и детей воспитывать! Это всё люди. Живые, одной жизнью живущие. А ты говоришь – мы, кваzи, странные!
Напарником и учителем в первые дни работы в полиции у меня был невысокий, сухощавый паренёк по имени Рома. Именно паренёк, ему от силы было лет двадцать. Как я понял, Катастрофа застала его в Москве, хотя сам он был из какого-то дальнего городка в Нечерноземье, куда возвращаться не собирался. Чем он занимался в Москве, где учился, служил ли в армии, я не знал, а он, хоть и любил поболтать, на эти темы не особо распространялся. Я лишь знал, что в разгар общей паники Роман проявил редкостное хладнокровие и умение обращаться с топором, после чего и получил предложение служить в полиции.
Немного наводило на мысль о его прошлом то, что, рассказав в двух словах историю своего поступления на службу, Рома покачал головой и изрёк:
– Ты прикинь? Меня – в менты!
Впрочем, какой бы криминальной ни была юность Романа (сам он, кстати, предпочитал прозвище Ромса, а меня упорно звал Диня), в отделе очистки он работал на совесть. Восставших не боялся, адреса проверял досконально, на начальство смотрел вроде как с иронией, но никогда не хамил и не нарывался. Так, поглядывал с хитрецой человека, который оказался на противоположной стороне баррикад, но ему это неожиданно понравилось куда больше, чем прежняя жизнь.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
