Скандал в магазине – бесчестье всему роду. Маша не могла поднять глаз. Ей казалось, сбежался весь универмаг. Все думают «позор» и «фу какая девочка». Она бы всё отдала за простое умение телепортироваться. Пользуясь её недееспособностью, я выбрал босоножки сам. Маша напялила их и пошла к выходу, как японский робот, наступая на всю ступню. Её неприличные пальцы торчали, но какая теперь разница.
Она ужасно неловкая. Другие девочки, я знаю, воруют у сестёр помаду и вечно укорачивают мини в бесконечном стремлении к совершенству. А у нас бабуля плакала украдкой, когда Маша таки надела платье. Я пытался развить в ней жеманство. Показывал на себе, как ходят модели, требовал повторить. Делал презрительное лицо, выпрямлял ногу и крутил задницей, ни в коем случае не произнося это слово. Конечно, Маше было за меня стыдно. Всё зря.
С другой стороны, моя сестра Ленка не кокетничала, но мужики всё равно дрались за неё на ножах. Многократно. Двоих зарезали, троих посадили, в том числе родного мужа. Исчисленная в раненых и отсидевших, Ленкина красота набирает пять баллов, рекорд станицы. Счастливой Ленка не выглядит.
Маша не провоцирует поножовщину. Она выучила названия туфель, как таблицу синусов. Ещё она читает Ремарка на немецком и решает задачи математических олимпиад. Такие, например:
На сельский праздник пришло двадцать пять человек: рыцари, крестьяне и девицы. Рыцари всегда говорят правду, крестьяне всегда врут, девицы то так, то эдак. На вопрос «ты рыцарь?» утвердительно ответили семнадцать человек. На вопрос «ты девица?» ответили «да» двенадцать человек. И восемь опрошенных назвали себя крестьянами.
Второй вопрос: Имеет ли право человек, решивший эту задачу за минуту (Маша), ходить любой походкой?
Как Лену минское КГБ ловило
Белорусским жандармам не хватает лоска. Пришли, звонят в домофон.
– Мы из КГБ. Откройте, пожалуйста.
Приличные спецслужбы не мяукают под дверью. Они пробивают стену стремительным джипом. Они всегда в белых рубашках, в их страшной темнице только кушетка, плётка и наручники. Они так арестуют, что не стыдно будет внукам рассказать. И подруги обзавидуются.
У хороших агентов всегда с собой чёрный шёлковый платок для завязывания глаз и верёвки для нежных плеч. Они шлёпают по попе за малейшую провинность. Самый строгий мучитель непременно ещё влюбится, перебьёт охрану и увезёт бедную жертву далеко-далеко. У него от бабушки осталась заброшенная хижина с видом на океан и отличной сантехникой. Идеальное место для двух беглецов. Они проведут там лето. Он будет заботливым и сероглазым, а она – с вечно растрёпанными волосами. А потом их выследит негодяй-полковник. Современное кино подробно описывает все эти традиции. Начнётся финальная драка со спецэффектами. Мужчины перебьют все люстры, диваны, кафель и сантехнику. Лишь убедившись, что на них смотрят, начнут шмалять друг в друга. Потом финал. Красиво пробитый в трёх местах, хороший агент собирается помереть. Он, в принципе, всем доволен, потому что любовь и бла-бла-бла. Последнее желание – закрыть глаза, лёжа головой в её коленях. И конечно, ей не жаль колен для такого перфоманса.
Досмотрев фантазии до конца, Лена попыталась оценить на глаз вероятность хижины с океаном. В мониторе домофона мёрзла пара белорусских лейтенантов, условные Вася и Петя. Ничто в них не предвещало сладких мук. Возможно, у них даже верёвки не было.
Тогда Лена спросила удостоверение. Мужчины предъявили бумажку, похожую разом и на документ, и на русско-польский разговорник. Лена спросила номер телефона, где ей доказали бы подлинность Васи и Пети. Позвонила.
– Алё?
– Ко мне пришли! Говорят, из КГБ! Пускать?
– Конечно пускайте!
И повесили трубку. И всё. Лейтенанты меж тем насупились. Погода им казалась холодной, Лена – туповатой. Угрожали войти так или иначе, но уже в куда более сердитом виде. Лена в ответ заметила, что пугать девушек неразумно. Если хочешь подружиться, заработай доверие добрыми словами или с помощью небольших подарков. У Васи и Пети наверняка нет девушек, раз они не знают элементарного. Чекисты ответили, что разумней было бы их сейчас не бесить. Лена сказала – это ещё кто кого бесит! И нажала «отбой».
Они снова позвонили. Диалог повторился с той лишь разницей, что в конце Лену назвали дурой. Она заплакала. Лейтенанты одумались, взялись её утешать, не забывая при этом уговаривать. Но теперь, подурневшая от слёз, она точно не собиралась открывать.
– Зачем вы вообще припёрлись! Обзываться? – спросила она.
– Ирина Петровна, вы прекрасно знаете, зачем мы припёрлись!
– Я не Ирина Петровна!
Было слышно, Вася и Петя подбирают синонимы к понятиям «нелепая ошибка» и «страшное недоразумение».
– А, простите, это какая квартира?
– Сорок три!
– У вас тут цифры… Но всё равно откройте. И приходите в сорок пятую. Будете понятой!
Вот так. Двадцать минут Лена в одиночку противостояла тоталитарному режиму. А теперь наручники, кушетка, негодяй-полковник, – всё уходило в сорок пятую, чья хозяйка – это все знали – воровала водку поездами и плевать хотела на демократию. Тут Лена совсем расстроилась, выключила связь и пошла в скайп, обсуждать со мной пропасть между жизнью и искусством.
Сантехник Нитунахин, кстати, на вопрос «кто там» всегда отвечает:
«Ваше счастье, мадам!»
Чувствуете разницу?
Тюльпаны и хлеб
Мельхиседеку девять лет, и он уже вероломный подлец. Зимой дарил конфеты и бился головой о водосточную трубу в знак привязанности. Теперь весна, он перелетел на заднюю парту и оттуда плюётся. То ли Варкрафт так мозг разрушает, то ли в голове у мальчиков с рождения смородиновый кисель – непонятно.
Он был изгоем в классе. Обычное дело для человека, названного в честь дивана из Икеи. Дети обращались к нему, в основном, матерными словами. Ляля единственная выговаривала все буквы имени и поправляла окружающих. Вывела заморыша в люди, душу вложила, а в ответ прилетела жёваная бумага.
От расстройства купила булку с маком. У женщин целая таблица сластей и соответствующих им огорчений. Одна конфета равна лёгкой грусти от дождя в субботу. Новый кавалер лучшей подруги тянет на пирожок, хоть это и радость, формально. Потом идут пончики, крендели и рулеты. На вершине – торт «Наполеон». Крайнее средство, мощный препарат с тяжёлыми побочными эффектами. Применяется, если из мужа-рыбака выпала записка «Люблю, скучаю. Света». Даже сама Света, притворившаяся щукой на дне рыбацкого ящика, не покажется конём апокалипсиса, если вовремя принять «Наполеон».
Я бы с таким лечением давно выступал в цирке, в номере «восемь тонн сферического жира отвечают на вопросы публики». Мои любови при мне целовались с другими, двадцать раз меня бросали, сам я трижды сбегал в дверь и один раз – в окно. Хозяйка того окна до сих пор считает мой поступок комплиментом. Всё-таки пятый этаж. От всех подобных бед у меня есть Нитунахин, лучший метод несъедобной терапии. Он вылечил нашего друга Васю от жены, любившей всё индийское.
