– Но ведь она… она прошла мимо насильников, которые над девчонкой, ее же дальней родственницей…
– Потому и прошла, что несла на себе мины и не могла сорвать всю операцию. Рисковать сотнями загруженных в эшелон для угона в Германию людьми. А главное, – Врагов подошел вплотную к лейтенанту, не доверяя тайну даже малому расстоянию, – ей было приказано обеспечить безопасность нашему разведчику, обеспечить ему коридор в глубь фашистских тылов. И потому мы получаем от него сейчас сведения о школе абвера под Киевом. На войне приходится делать выбор, лейтенант Соболь. Корреспонденты под контролем?
– Временами как сквозь землю проваливаются, – признался в пробелах слежки Соболь.
– Значит, подбери еще людей для наблюдения – женщин, подростков, ездовых. Когда не надо – плешь проедают своей настырностью, а тут…
Сказал – и онемел: в дверь собственной персоной входили Бубенец и Нина, словно решившие не расстраивать начальника контрразведки своим исчезновением и не отвлекать дополнительные силы для слежки…
«Сгною», – прострелил Врагов взглядом Гаврилу, пропустившего москвичей без предварительного доклада.
«Так вы сами к ним со всей душой», – пожал тот плечами и, несмотря на рост, юркнул за спасительную дверь. Понял Василька: лучше и впрямь на фронте подальше от начальства, без вины виноватым вечно ходишь.
– Здравия желаю, товарищ майор, – протянул руку капитан, хотя по старшинству должен был дождаться этого от старшего по званию.
Однако когда и где посланцы Москвы чувствовали себя как мышь в углу под веником? Врагов тоже проглотил пилюлю, пожав протянутую руку. Но ему был важен конечный результат. Например, на чьих запястьях захлопнутся наручники. А чего такие озабоченные прибежали без приглашения – это вопрос.
– Извините, нам сказали, что паренька убили, которого я снимал на фотку, – словно по просьбе майора объясняя причину своего появления, приподнял фотоаппарат Бубенец. – Жалко. Если надо снимок его сделать, можете рассчитывать.
«Сейчас влезет комсомолочка со своими грамотами», – предположил Врагов.
– И можем отметить его работу грамотой ЦК, – предложила свои неизменные услуги Нина. – Хоть какая-то память родным останется.
«И только ради этого приходили? – пристально посмотрел на москвичей майор. – Или уловить настроения?»
Но требовалось, в отличие от Соболя, держаться без сарказма, улыбаться, жать руки и мило благодарить:
– Спасибо вам большое. И снимок сделайте, и грамоту желательно выписать. Сами-то долго еще планируете у нас находиться?
– Дня два-три, – неопределенно покрутил руками, как фонариками, капитан.
Врагов и Соболь непроизвольно переглянулись. Слишком знакомый срок…
– Хорошо. Пленки хватает? – проявил заботу майор. – А то у нас утром оказия в Москву. Заехали бы в редакцию, потрясли вашего Остапыча…
– Кузьмича, – поправил капитан. Теперь он переглянулся с Ниной и заторопился, уловив, что контрразведчик прощупывает их на вшивость. – Нет, спасибо. Пленки хватит, экономим. До свидания.
– До свидания, – протянула жеманно ладошку лодочкой, по-киношному, Нина.
Лейтенанту лишь кивнули и вышли. Соболь прошмыгнул за ними к двери, убедился, что командированные не остались подслушивать с той стороны входа.
– Видите? Они сами все рассказали – и про два дня, и…
Майор не разделил радости молодого офицера. Снял фуражку, потный лоб вытер ладонью, а мокрый ободок головного убора – платком. В очередной раз назидательно поучил:
– В разведке не слушают, когда враг говорит. Слушают, когда он проговаривается. Входите!
Когда он услышал стук, для Соболя осталось загадкой, но в землянку ординарец ввел связанных Кручиню и Полину. Они настороженно посмотрели на офицеров, но майор дал знак бойцу – развязать. Не вдаваясь в подробности и объяснения и словно призывая не делать подобного и им, сообщил:
– Свободны. До темноты чтобы добрались до своих мест. Языки не распускать, если не хотите снова оказаться у нас.
– А ежели… – попробовал все же что-то важное для себя выяснить Кручиня.
– Я сказал – языки не распускать! – повторил для особо непонятливых начальник контрразведки. – А Семку все же возьми и на свою совесть.
Подал нож. Поникший Кручиня недоверчиво принял его, по лагерной привычке спрятал в рукав. Освобождения ждали, в объективное разбирательство верилось, но когда объявляют о невиновности, первыми почему-то перестают слушаться ноги. Тем не менее, пропустив Полину вперед и принимая на свою спину сверлящие взгляды контрразведчиков, бывший зэк тоже вышел в ослепительное, вышибающее слезу солнце.
Соболь, натужно улыбаясь, пожелал вдогонку:
– Доброй дороги… Ох, не верю я им, товарищ майор. Гады они. До конца не верю.
– И правильно делаешь, – впервые неожиданно легко согласился Врагов. Не посчитал за труд пояснить свое решение. – Мальками займемся позже. Тебе где надо быть?
Лейтенант взял под козырек:
– В бригаде Прохоровой, раз корреспонденты там…
Майор демонстративно посмотрел на букет в гильзе:
– Там, я полагаю, не только корреспонденты. Но глаз не спускать с них.
Зазвонил полевой телефон, и майор жестом задержал лейтенанта: вдруг поступит какое-нибудь новое указание. По тому, что начальник непроизвольно принял стойку «смирно» перед телефоном, было видно: звонила Москва.
– Да… Но люди и так на пределе, почти 90 километров за месяц… Понимаю. Есть!
Положив трубку, прошел к «печной» занавеске, раздвинул ее синий горошек. Всмотрелся в тщательно прорисованный дорожный участок, мысленно перенося на него только что полученную информацию. Повернулся к Соболю:
– Генеральный штаб сократил сроки строительства еще на два дня.
Удивляться или возмущаться не стал, попробовал соотнести это с военной целесообразностью:
– Скорее всего, что-то вот-вот прорвется на Курском выступе, и мы со своей «железкой» нужны позарез.
Улавливая благоприятный для себя момент, Соболь снова решился на просьбу, в которой уже неоднократно отказывалось:
– Отпустите на фронт, товарищ майор. Я больше вояка, чем оперативник. Вы же сами видите.
– Не вижу, – простодушно пожал плечами Врагов. – И повторяю для непонятливых: твоя война – находить и открывать двери в логово врага. Находить и открывать… Но не ногами или плечом, а головой. То есть подойти к ней, подумать и тихо, спокойно открыть… Но открывать пока нечего!
Лейтенант брал за это вину на себя и опустил голову. Будь на его месте более подготовленный для следственных действий человек, может, и вышли бы уже на след немецкой разведки. Потому тем более лучше отправить его на фронт!
Майор анализировал что-то свое.