— Похоже на то.
— Почему вы не сказали об этом раньше?
— Я не был уверен.
— А теперь вы уверены?
— Наверное. Да.
— Вы давно с ним виделись в последний раз?
— Очень давно.
— В Соединенных Штатах?
— В Европе.
Если он солжет, управляющий это поймет. К тому же Мишель мог что-то ему рассказать. Или сделает это вечером, завтра, все равно когда. Теперь все было возможно, и даже побег не спасет Эли.
Такая мысль только что проскользнула в его голове, и он испытал непреодолимое желание прыгнуть в свою старую машину и помчаться в сторону Мексики, ничего не сказав Карлотте. Но теперь, когда Мишель узнал его, это было бесполезно: ему стоило лишь снять телефонную трубку и дать описание примет Эли, чтобы его нашли и арестовали, будь он по ту или другую сторону границы.
За двадцать шесть лет ему ни разу не захотелось заглянуть в уголовный кодекс, поскольку Эли знал, что в день, когда Мишель его найдет, он сам будет решать его судьбу. Даже если бы не существовало законов, полиции, бежать все равно было бесполезно.
Впрочем, что бы ни произошло, Эли не будет протестовать. Он давно смирился. И теперь он просто ждал.
— Вы вместе учились в школе?
— В университете.
Чавес не выразил удивления по поводу того, что его дежурный администратор учился в университете. Его интересовал лишь Зограффи.
— Что он изучал?
— Горное дело.
— Теперь я, кажется, начинаю понимать.
Зазвонил телефон, Эли снял трубку.
— Это вас. Крейг.
Управляющий произнес в трубку, не дожидаясь вопросов своего собеседника:
— Они работают наверху с чертежами и копиями, разложенными на ковре по всей комнате. Только что они попросили меня принести им большой стол.
— Хоган все еще вместе с ними?
— Да.
— Они ничего не говорили обо мне?
— Пока нет. Мне показалось, что госпожа Карлсон пригласила их сегодня вечером на ужин на ранчо.
Крейг повесил трубку, озадаченный, разъяренный, не зная, что сказать своим коллегам, которые с момента приезда нового патрона не покидали своих кабинетов в ожидании новостей.
Да, все вокруг застыли в ожидании. Эли тоже не был исключением, и машинально, поскольку чувствовал смутное недомогание, засовывал себе в рот шоколадные конфеты, на что Чавес взирал с отвращением.
Эли не курил, никогда не пил. В то время как другие испытывали потребность в алкоголе или сигарете, он набивал желудок. Когда-то мадемуазель Лола тоже ела целыми днями, не обращая внимания на слова мадам Ланж:
— Вот увидите, в тридцать лет вы будете такой толстой, что не сможете больше ходить.
Забавно, но Карлотта оказалась точно такой же. Когда он познакомился с ней, она была не толще большинства мексиканок ее возраста и питалась довольно умеренно.
Их было три сестры: Карлотта, Долорес и Евгения, две последние работали прислугой у Крейга. Их отец, обладавший выраженной индейской внешностью и занимавшийся гончарным ремеслом, своими руками построил дом на окраине города, где они жили все вместе и где, приехав сюда, Эли снял комнату.
Он не ел вместе с ними, имея право на бесплатное питание в отеле. Эли приходил домой только для того, чтобы поспать: днем после ночной смены и ночью — после дневной. По двору всегда бродили куры и с кудахтаньем клевали красноватую землю. Из мастерской в глубине двора круглые сутки доносился гул гончарного круга, напоминавшего жужжание гигантского насекомого. Гудки отсчитывали время, а все остальные звуки заглушала болтовня Карлотты и ее матери, которые на веранде стирали и гладили белье для соседей и каждые пять минут громко хохотали.
Карлотта смеялась почти так же, как мадемуазель Лола, низким и чувственным грудным смехом.
Ее мать была огромной, с распухшими ногами, и, скорее всего, однажды Карлотта станет на нее похожа.
Он женился на ней вовсе не из-за ее прелестей. Когда он решил обзавестись собственным домом, возник вопрос о том, кто будет вести его хозяйство.
Родители предложили Карлотту. Долгое время она уходила к себе каждый вечер, и, возвращаясь после работы в пустой темный дом, он испытывал дискомфорт.
В Нью-Йорке он никогда не чувствовал себя в одиночестве, слыша, как за всеми перегородками его комнаты шевелятся и дышат люди, и даже ощущая их запах. Он женился на Карлотте, чтобы не быть одному. После этого с ней произошли удивительные перемены. Еще накануне свадьбы это была подвижная девушка, которая целый день сновала взад-вперед и хохотала по любому поводу, обнажая белоснежные зубы.
Спустя месяц она уже редко вставала со своего кресла или кровати, где любила проводить время, поедая сладости и слушая радио. Иногда, возвращаясь с работы, он заставал в доме пять-шесть говорливых женщин, а вечером они устраивались на темной веранде.
Мать и сестры часто навещали Карлотту. Из Мексики приезжали кузины и жили неделю или месяц в доме, где всегда стояла еда на столе.
Он привык к этому. Вокруг дома теперь тоже бродили куры и по меньшей мере с полдюжины рыжих кошек, на лапы которых он приноровился не наступать.
Они оба толстели, Карлотта даже быстрее, чем он. Уже к сорока годам она была почти такой же грузной, как ее мать, и ходила, широко расставляя ноги.
Снова раздался телефонный звонок. Это был Йенсен.
— Соедините меня с двести сорок вторым.
— В Карлсон-Сити?
— Да.
Он знал этот номер, он принадлежал торговцу недвижимостью, ирландцу по имени Мерфи, у которого Эли купил свой дом.
— Мерфи?
— Слушаю.
— Не отсоединяйтесь. С вами будут говорить.
Они едва обменялись десятком фраз, как разговор был закончен. Мерфи жил через шесть домов от отеля. Несколько минут спустя он вбежал в холл, вид у него был возбужденный.
— Мне нужен господин Зограффи, — важно заявил он.
— Шестьдесят шестой номер. Вам назначено?
— Он меня ждет.
Эли доложил о визите.
— Пусть поднимается.
Чавес, не отходивший от стойки администратора, где он курил сигарету за сигаретой, пытался понять, что происходит.
— Интересно, откуда ему известно об этом старом проходимце Мерфи? Он знал его номер телефона, словно они уже общались раньше.
Телефон снова зазвонил.
— Принесите, пожалуйста, бутылку скотча и бокалы. Не забудьте про лед.
— Содовой?
— Нет.
Время тянулось медленно. Весь день напротив отеля толпилась небольшая группа людей, сосредоточившись возле старика Хьюго, который наблюдал за отелем своими маленькими хитрыми глазками.
