Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
По сути, даже без знакомства с данными из поведенческой эндокринологии, у нас уже должны возникнуть сомнения о версии Т-Рекса. Вспомните главные концептуальные и эмпирические сдвиги в теории и исследованиях полового отбора, с которыми мы ознакомились в первой части книги. Они опровергают старые предположения, будто состязание за партнеров, статус и ресурсы – исключительно мужские занятия в борьбе за репродуктивный успех13. Приводя в пример различные виды рыб, Сара Блэффер Хрди давно описала, как самки кижуча отчаянно состязаются за гнезда для метания икры. Эти столкновения имеют столь серьезные репродуктивные последствия, что в трети случаев гнездо побежденной самки оказывается захваченным, а ее икра уничтожена14. Так почему бы некоторым самкам также не испытывать потребность в гормоне, который готовил бы их к “суровой репродуктивной конкуренции”? Нейроэндокринолог Корнеллского университета Элизабет Эдксинс-Реган замечает:
Многие самки крайне агрессивны, порой даже более, чем самцы; агрессия среди самок – важный диадический процесс, формирующий территориальное распределение и социальные системы многих животных, а у млекопитающих последствия приспособленности как результат ранга в иерархии доминирования более важны для самок, чем для самцов15.
То есть мы должны скептически относиться к тому, что тестостерон служит поляризации состязательного поведения полов. По крайней мере, положение дел следует рассматривать для каждого вида отдельно. И когда мы возвращаемся к человечеству в свете того, что узнали в последних нескольких главах, мы тут же сталкиваемся с проблемой. Взгляд Т-Рекса был бы оправдан, если бы мужчины были такими, а женщины эдакими. Когда мы утверждаем, что “мужчины состязательны, а женщины заботливы”, различия в тестостероне кажутся очевидным объяснением. Но может ли версия Т-Рекса объяснить реальные проявления половых различий? Как, например, Т-Рекс приходит к выводу, что “мальчики останутся мальчиками”, когда, как мы видели в главе 4, не существует базового мужского профиля, который одновременно относил бы мальчика или мужчину в группу большинства мужчин и четко отделял его от женщин? Как версия Т-Рекса справляется с фактом, что гендерное поведение не создает, как раньше считалось, единого спектра от маскулинности до феминности или даже два спектра? Только исходя из этих простых устаревших одно-двухмерных пониманий гендера, можно предполагать, будто высокий тестостерон может повысить маскулинность индивида и/или снизить его феминность. Но эта идея не срабатывает, если маскулинность и феминность многомерны, а большинство людей обладают “сложным набором маскулинных и феминных характеристик”, как пишет Джоел16. Какие особые качества маскулинности должны присутствовать у мужчины с высоким тестостероном и отсутствовать у женщины с низким тестостероном? И в частности, как тестостерон делает мужчин рисковыми и состязательными, если, как мы видели в предыдущей главе, в некоторых сферах, контекстах и популяциях женское рискованное поведение и состязательность сравнимы с мужскими (или даже превосходят их)? Или, если повторить неловкий вопрос той главы: учитывая, что рискованное поведение завязано на определенную область (рискующий жизнью сорвиголова вполне может не любить финансовый или социальный риск), какого типа риска следует ожидать от парня с высоким тестостероном?
К счастью, нам не нужно отвечать на эти трудные вопросы. Потому что в эволюции научного понимания связей между гормонами и социальным поведением идея о тестостероне как о могущественной гормональной сущности Тестостерона Рекса не прижилась.
Спекуляции по поводу влияния тестостерона на поведение имеют долгую историю. В ставшем классическим эссе “Беда с тестостероном” (Trouble with Testosterone) знаменитый нейробиолог и писатель Роберт Сапольски осмеливается заявить, что “чуть более десяти тысячелетий назад какой-то неугомонный авантюрист умудрился отрезать у угрюмого быка яички и так изобрел поведенческую эндокринологию” (то есть науку о связях между гормонами и поведением). Этот нечаянный эксперимент
…породил важное открытие: яички вырабатывают что-то, что делает мужчин агрессивными засранцами. Это и был тестостерон17.
Однако первые настоящие эксперименты, исследующие связь тестостерона и поведения, были проведены только в середине XIX века немецким физиологом Арнольдом Бертольдом18. Исследования Бертольда начались с наблюдения, что, когда кастрируют петуха, у него не только исчезает гребень, но и пропадает привычка драться, делать садки и кукарекать. Бертольд сделал следующий шаг, очевидный для любопытного разума, не ограниченного брезгливостью. Он решил проверить, что будет, если либо вновь пришить яички на место, либо (возможно, эти эксперименты он проводил в дни, когда был в особенно макабрическом расположении духа) трансплантировать их в область живота петуха. Поразительное открытие Бертольда заключалось в том, что эти вмешательства восстанавливали петушиную задиристость. Так как на новом месте яички уже не были связаны с нервной системой, Бертольд заключил, что что-то выделялось в кровоток – гормон. Как мы теперь знаем, тестостерон и другие андрогены (класс стероидных гормонов, к которым относится тестостерон) выделяются в кровоток гонадами (и яички и яйцеклетки производят и андрогены и эстрогены) и надпочечниками.
Классические эксперименты “удали и переставь”, коих уже проведено сотни, установили, что тестостерон значимо влияет как на тело (например, на бородку и гребень, если вы петух), так и на поведение спаривания. К тем же выводам пришли эксперименты, которые проводились в сезон и вне сезона спаривания или же когда животные находились на переходных стадиях развития, например между юностью и взрослостью (некоторые виды значительно увеличивались в размерах). Конечно, у нашего вида в пубертате гонады начинают производить андрогены и эстрогены с новым рвением (после пренатального шквала), формируя вторичные половые признаки. Некоторые виды рыб могут даже проворачивать хитрый гормональный трюк по смене пола, когда подворачивается возможность (например, уход доминантного самца из стаи или его смерть).
Это приводит к важному вопросу: зачем нужны такие гормоны, как тестостерон? В первой части книги мы узнали, что многие животные используют вторичные половые признаки, тратят время, усилия и берут на себя риск ухаживаний, только если высок шанс спаривания и оплодотворения. Гормоны могут помочь этим управлять, синхронизируя необходимые изменения в теле и поведении. Но тестостерон также способен помочь координировать поведение животного в более короткий промежуток времени. В этой сложной, жестокой и непредсказуемой жизни успешное вступление в определенную фазу развития не означает, что животному хватит одного способа существования в мире. Гормоны “помогают приспособить поведение к обстоятельствам и контекстам, – поясняет Эдкинс-Реган, – физическим, социальным, возрастным”19.
Один способ, как это может сделать тестостерон, часто упускают из вида: влияние на тело. Он меняет тело более или менее радикальным образом – в зависимости от вида, и эти маскулинные черты могут затем вызывать определенные реакции собратьев. Мы уже сталкивались с этим в главе 4: матери-крысихи, привлеченные высоким уровнем тестостерона в моче крысят мужского пола, интенсивно вылизывают им аногенитальную область. Эта повышенная стимуляция, как мы видели, влияет на половые различия в развитии мозга и в поведении спаривания20. Менее тонкий пример, который обходит мозг: “меч” у самца меч-рыбы развивается в период полового созревания, когда повышается уровень тестостерона. Меч привлекает самок, и поэтому реакция самцов на интерес самок в некотором роде “вызвана” тестостероном, но не напрямую21. Что до нас с вами, стоит заметить, что масштабная и всесторонняя гендерная социализация, которая затрагивает почти каждый аспект человеческой культуры, может являться еще одним примером непрямого воздействия половых гормонов: они влияют на тело, которое определяет нас как мужчин или женщин, и, следовательно, на поведение.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
