Книга Родительный падеж - Мила Иванцова

Девушка подняла брови и сказала:

— Кстати…

Сервантес разглядывал потолок и просил силы небесные, чтобы заказчица сейчас предложила что-то конкретное, например дельфинчиков на волнах, или ромашки, или божьих коровок по бокам машины. Но ситуацию неожиданно спасла Леся.

— Маша, скажи, раз уж мы не чужие люди, у тебя есть дух авантюризма?

— То есть? — удивленно спросила девушка.

— Ну, например, сыграть «на доверие»?

— Это как? — насторожилась Маша.

— Мы с Сервантом и друзьями когда-то проходили тренинг «Команда», так там было такое упражнение: надо было залезть на стол, завязать себе глаза, стать спиной к краю стола и…

— И?.. — изумленно протянула Маша, и брови ее снова поползли вверх, а глаза стали почти круглыми.

— И упасть со стола спиной вперед… на руки людей из твоей команды.

— Фух. Ну, хоть не просто башкой об пол! И что? Ты тоже такое делала?

— А то!

— И поймали? — опять захохотала Маша.

— Да вроде. — Леся пожала плечами.

— И Сервант падал? — Маша недоверчиво посмотрела на худого высокого парня, будто представляя, как он столбом сваливается на друзей.

Сервантес вместо ответа кивнул, но еще не понял, куда клонит Леся.

— Ну, вы экстремалы! Еще и с завязанными глазами! — удивлялась Маша. — А ты это к чему все говоришь?

— Да вот думаю, готова ли ты выполнить такой шаг «на доверие»?

— То есть?

— Ну, дать нам полную свободу действий с твоей машиной и не вмешиваться, ничего не спрашивать, ожидая отмашки, когда уже приходить за результатом.

Сервантес чуть не завыл.

«Что она себе позволяет?! Взял ее учеником-помощником, а она тут правила игры устанавливает! Еще и с кем! С дочкой самого шефа СТО! Теперь вся ответственность ляжет на мастеров, а на кону неслабые бабки. И ни единой готовой концепции. А будет Маша или отец недовольны — то хоть беги с такого места… Ну, Лей! Хоть и давно мы знакомы, но таких сюрпризов не надо бы», — пронеслось в голове парня.

Маша на миг задумалась, вспомнив вчерашний разговор об имидже машины и банальности ее собственных предложений, которые Леся не восприняла, и махнула рукой:

— Ну… доверяю!

* * *

Ирина вернулась на работу к Степану Лозовому почти через четыре года после ухода в декретный отпуск. Многое изменилось — и обороты компании, и круг поставщиков зеленой продукции и сопутствующих товаров; у фирмы уже была сеть своих магазинов по городу и постоянные покупатели. Времена изменились, стало больше обеспеченных людей, активнее шло загородное строительство, и Степан сменил тактику, сделав упор не на продажу комнатных растений, а на декоративные, вечнозеленые и экзотические растения для открытого грунта. Спрос все возрастал. Шеф даже планировал основать отдел ландшафтного дизайна, где уже свои специалисты будут работать с солидными заказчиками, озеленяя их сотки и гектары, разумеется, его же продукцией.

Но перемены коснулись не только производства, поменялся также и штат. Прежних, еще кооперативных, работников осталось совсем мало. Степан снова взял Ирину на работу без лишних вопросов, потому что неожиданная новость о развале ее семьи, когда в ней как раз только все наладилось, да еще и сына родили, ясное дело, дошла до бывшего ее коллектива.

Ирина заняла свое место в офисе — худая, строгая, с неживыми глазами и без малейшей улыбки в течение рабочего дня. Крепко сжатые губы с затаенным в уголках выражением всеобъемлющего скепсиса, и в прищуре глаз такое же недоверие. Прежней открытости и легкого заразного смеха как не бывало. Она пришла работать. Выполнять свои обязанности согласно штатному расписанию с получением соответствующей заработной платы. Новые сотрудники пожимали плечами, считая ее «синим чулком», прежние разводили руками и сочувственно шептались: «Вот как по бабе жизнь проехала, теперь вместо отдыхать — впрягайся и тяни все сначала».

Иринино собственное видение жизни тоже изменилось. Иногда ей хотелось уйти подальше от людей, не сидеть в офисе и не быть вынужденной контактировать со старыми или новыми сотрудниками, а лучше бы работать с дивными растениями, которые Степан оптом закупал за границей. Она выкраивала минутку и уходила в теплицы, вдыхала влажный запах земли, торфа, цветов и чувствовала себя тут безопаснее, чем среди людей, которые были слишком неоднозначными и непредсказуемыми.

Казалось, жизнь заставила Ирину выучить еще один иностранный язык, пройдя короткий, но эффективный курс. Теперь она видела и понимала то, о чем раньше и не догадывалась, чего не замечала или не хотела замечать, и в результате с отвращением осознала, что движущей силой бытия есть не что иное, как основной инстинкт. Проявления общения между полами на новом для нее языке женщина видела везде, хоть и не желала этого. Ей вспомнилась старая детская сказка о Златовласке, в которой повар Иржик попробовал волшебной рыбы, приготовленной для короля, и вдруг начал понимать язык животных и птиц. Эта новая способность удивляла Ирину не меньше, чем того сказочного героя, но если ему помогала, то Ирину только раздражала, подтверждая ее вывод, что все мужики — кобели, а хитрые и ловкие самки умеют этим удачно пользоваться.

Может, и была какая-то послеродовая патология ее психики, но «это» она могла распознать во всех. И даже в откровенном разговоре со Степаном при закрытых дверях его кабинета ей показалось, что шеф не столько сочувствовал ей, сколько завидовал Антону, который смог вырваться из старой надоевшей жизни на новую орбиту. Степан издавна был для нее образцом и семьянина, и предпринимателя, но теперь его образ растаял и деформировался, как оставленное на солнце мороженое. Конечно, припомнился их разговор после давней вечеринки на Восьмое марта и его рассказ о первой поездке за рубеж, в Париж, и об отельных французских конфетках для дочки, которые стали отправным моментом в его желании вырвать семью из трудных времен. Семью…

Ирина заметила, как иногда Степан замирает на месте, чтобы прочесть SMS’ку с мобильного, и, улыбаясь, отсылает ответ (то же делал ее муж, но она не обращала на это внимания). Не раз замечала она странное, нетипично-романтичное выражение лица шефа, которое наплывало как воспоминание или мечта. Но самым странным было то, что редкий день он не срывался на своей машине из офиса без четверти два, бросив все дела, чтобы вернуться после трех, обычно в настроении, и снова взяться за работу. А когда однажды в офис заехала его жена, Ирина, увидев ее, уже не сомневалась, что семью шефа трясет тот самый вирус, который уничтожил ее собственную.

«Все — кобели. Без исключения», — констатировала Ирина, углубилась в бумаги и решила больше не искать у Степана поддержки и понимания и не обговаривать с ним личные вопросы. И снова захлопнула створки своей раковины.

Шло время, а оно, как известно, лечит. Особенно когда нет возможности расслабляться. Потому что женщина просто не имеет на это права. Потому что она — мать. В своей каждодневной борьбе за новое выживание Ирина свыклась с тем фактом, что Маша уже не вернется домой. Хотя сначала это ей казалось вероятным. Думала — отец съедет, устроит свою новую жизнь, исчезнет этот раздражитель, и они сойдутся опять вместе и будут как-то жить дальше. Но Маша была тверда в своем желании отделиться. Если бы не при таких обстоятельствах, можно бы считать это эволюционно-естественным — дети взрослеют, но поступок дочери походил на предательство в трудную минуту, когда так нужна была помощь и поддержка. Однако Ирина стерпела, уговаривая себя, что дети не должны быть заложниками родительских страданий.