После адской автобусной поездки снова у папули; казалось, меня сопровождала вся женская половина населения Португалии, и при этом у каждой была коза!
14/15 августаОбратный рейс из Опорто в пять тридцать утра. Вылет задерживается. Я вроде бы пытаюсь заснуть, скрючившись на пластмассовом стуле, одном из ста тридцати подобных, соединенных между собой. С удовольствием выпила бы чего-нибудь, но не могу сдвинуться с места, потому что мои потные ляжки намертво прилипли к пластмассе. Если я встану, то, держу пари, все сто тридцать стульев поднимутся вместе со мной из-за того, что мой зад приклеился к центральному сиденью. И даже если этого не произойдет, моя распаренная плоть, расставаясь с твердым пластиком, издаст ужасный чмокающий, шлепкоподобный звук, объявив на весь аэропорт, что я не только толстая, но еще и потная.
Наверняка служащие аэропорта специально организовали такие ранние рейсы: ведь в это время люди выглядят ужасно, и как бы ты ни был возмущен, ты не станешь поднимать скандал и привлекать к себе внимание даже из-за пятичасовой задержки вылета. Так что сиди себе, размякнув, и жди, когда прибудет запасной самолет из какого-нибудь ближайшего аэропорта, например из Арканзаса, всяко лучше, чем идти к идеально стройной стюардессе с идеальным маникюром и идеальным макияжем с жалобным вопросом, когда же ты наконец попадешь домой.
Девять тридцать вечера. Наконец-то самолет собирается взлететь. Не ела целый день… Интересно, похудела я сколько-нибудь за это время, жаль, у них нет весов в туалетах. Можно было бы при регистрации на секунду вскочить на весы для багажа, ведь там одна только девушка-регистраторша увидела бы цифру на шкале, но и та, поди, объявила бы, сколько я вешу, по микрофону на весь зал. Надо же! Это напомнило мне самое страшное авиапутешествие в моей жизни, после чего я чуть было навсегда не отказалась летать. Мне надо было организовать конференцию на юге Ирландии, а долететь туда можно было только маленьким турбовинтовым самолетом. Я чуть было не умерла, когда, перед тем как подняться в самолет, мне предложили встать на весы. Слава богу, мне было велено взвеситься вместе с багажом, и я громко объявила, что представляю строительную компанию и везу в чемодане образцы новых кирпичей и свинцовых труб.
Какое неудобное сиденье! Я абсолютно уверена, что на пути туда мои бедра и ляжки не упирались с такой силой в подлокотники. Значит, я вовсе не похудела, а даже прибавила в весе. Место у меня в середине ряда, и свидетелей тому, что излишков веса прибавилось, целых двое. Слева сидит с газетой парень, делая вид, будто не замечает, что меня придется вытаскивать из кресла при помощи какого-нибудь механизма. Справа — старая испанская леди, которая смотрит в иллюминатор и что-то бормочет себе под нос. И что она там шепчет? Хотела бы я знать, как по-испански будет «толстая» и «обжора»…
Самолет приземлился с опозданием из-за сильного ветра, пришлось применить экстрабуксировку.
Микрофон дребезжал и заикался, но я уверена, что командир корабля сказал на прощанье: «Леди и джентльмены, мы приземляемся в аэропорту Гэтвика, позвольте воспользоваться случаем и извиниться за опоздание. Причиной тому явилось обжорство, которому предавалась во время отпуска одна женщина с инициалами Ж. М. П. (она знает, о ком я говорю), в результате чего на ее бедрах и заднице появились изрядные жировые отложения. Она не только заметно утяжелила наш лайнер, но и сама немало пострадала от неудобства во время полета, поскольку ее бедра медленно врезáлись в подлокотники сиденья во время всего путешествия. Так ей и надо, однако надеюсь, что это не причинило большого неудобства пассажирам». Затем последовало нечто, возможно то же самое, на португальском.
Целую вечность простояла у багажной карусели. Мой чемодан прибыл одним из первых, но я ждала, пока все заберут свой багаж, чтобы никто не видел, какой он у меня старый и обшарпанный. Даже неудобно, он и правда самый ободранный, и как это я не купила новый, дорогой? Мне пришло в голову, что именно с такими чемоданами путешествуют контрабандисты, специально чтобы их принимали за бедняков, которые не смогли бы провезти контрабандой даже песок на пляж.
Интересно, я — единственная, кто, проходя по «зеленому коридору», чувствует себя преступницей? Может, лучше смотреть вперед с независимым видом, игнорируя таможенников?.. Нет, они могут подумать, будто они мне не нравятся, и привлечь меня за оскорбление лиц при исполнении служебных обязанностей. А может, идти не торопясь, приветливо поглядывая на таможенников и всю эту приятную обстановку? Нет, тогда они решат, что я часто езжу за границу и могу оказаться наркокурьером. Знаю, надо сосредоточенно смотреть на свою тележку с багажом, сделать вид, будто я немного расстроена, потому что мой португальский дружок только что бросил меня, не станут же они допрашивать того, кто вот-вот ударится в слезы. Хм… Пожалуй, это лучше всего. А вдруг, заметив мой пристальный взгляд, направленный на тележку с багажом, они решат, что я беспокоюсь, как бы мой золотой слиток, или наркотики, или семьсот сигарет не свалились на пол? Господи, о чем это я? Ведь мне в самом деле нечего декларировать или прятать, но если они начнут расспрашивать меня, я уверена, что почувствую себя в чем-то виноватой, сама не зная в чем. Я ведь себя знаю: я способна даже признаться, что участвовала в знаменитом ограблении ломбарда «Бринкс Мат» в ноябре 1983 года, лишь бы почувствовать облегчение.
Жду поезда в метро. Таможня позади, я едва поборола охватившую меня панику, чтобы, увидев, как досматривают какого-то старика, успеть сделать многозначительный вид: «Да уж, я тоже отнеслась бы к нему подозрительно». Мой взгляд был весьма красноречив, типа, я считаю, что таможенник хорошо знает свое дело и сразу заподозрил неладное в человеке, который выглядит вполне невинно.
