– И кто же этот негодяй Янушек? – прокурорским тоном допытывалась бабка Дорота.
– Извините, только не негодяй! – вспыхнула Маринка. – Только не негодяй!
Вместо невесты ответила Амелька:
– Студент политехнического, факультет электротехники, отделение слабых токов. Кончает, на последнем курсе. Кстати, из богатой семьи, сейчас у них четыре комнаты, очень надеются на снос, потому как наметилось три самостоятельных семьи: старики, дочь с мужем, теперь вот Янушек с Маринкой. Я знаю, потому что на свадьбе их дочки фотографировала, кстати, заплатили хорошо.
– А богатство их откуда?
– Всю войну Маринкин будущий тесть просидел в Англии на какой-то большой должности по научной части. У него легальный счет в лондонском банке.
– А в Польшу зачем вернулся?
– Из патриотизма.
– И все-то ты знаешь. Откуда?
– Так говорю же – свадьбу их дочери фотографировала, все выдоила. Не то что эта вот влюбленная идиотка, – Амелька кивнула на Марину. – Всю семейку их узнала.
– Простонародье! – вырвалось у Дороты.
– Ну и что? Зато богаты, не то что мы. Так они обязательно получат три квартиры?
– Сами считайте, по закону положено. Вот только доплатить придется, ну да они в состоянии.
– В таком случае пусть выходит, – поставила точку в дискуссии Гортензия. – И живет у мужа. А поскольку у нас, похоже, появятся деньги, никто не скажет, что берет ее в одной рубашке.
– Тетя, ведь ей же всего семнадцать лет! – взмолилась Юстина.
– А сколько было прабабке, дневник которой ты уже двадцать лет читаешь?
– Извините, не двадцать, а всего восемнадцать! – обиделась Юстина. – Прабабка действительно семнадцатилетней замуж выходила, да ведь тогда другие времена были!
– А школа? – спросила Барбара. – А аттестат зрелости?
– Зачем ей аттестат, в университет не собирается поступать, а созрела и без него…
– Да нет же! – отчаянно защищалась Юстина. – Школу она обязательно должна закончить, ведь в последнем классе учится! А если замуж выйдет – ее исключат.
–А если родит внебрачное дитя – тоже исключат, – рассудительно заметила Амелька.
– Рожу! – заверила Маринка. – Непременно рожу! И никто меня не отговорит!
– В прежние времена девицу в таких случаях вывозили куда-нибудь в глухие места, чтобы никто не знал и сплетен не распускали, – вздохнула Дорота. – А теперь? Все на виду, какой стыд!
– Может, к нам в Косьмин вывезти? – неуверенно предложила Ядвига.
– В Косьмине я тоже не сдам экзаменов на аттестат зрелости, – возразила Маринка.
И все поглядели на Юстину: в конце концов, решающее слово – матери. А та вдруг замолчала, отключившись от дискуссии, словно мысли ее были далеко. Они и в самом деле увели Юстину в прошлый век, к истории с панной Зажецкой. Интересно, что с ней дальше будет, с панной Зажецкой? Хоть и родила, хоть и пристроила ребеночка какой-то бабе в деревне, а все еще вздыхала по французу-любовнику.
Тряхнув головой, Юстина вернулась в современность и не стала больше осуждать глупую дочку. Не она первая, не она последняя…
Слово взяла Барбара, привыкшая самостоятельно разрешать сложнейшие жизненные проблемы.
– Что теперь плакать над разлитым молоком! Маринка поступила глупо, ну да ничего не поделаешь. Пусть женятся, пусть прописываются в развалюхе, а она потом закончит вечернюю школу. Поступит в выпускной класс, сдаст выпускные экзамены и получит аттестат. При таких условиях я согласна и в случае необходимости доплачу, сколько надо, за отдельную квартиру.
– А я в таком случае беру на себя свадьбу! – вскричала Гортензия с прямо-таки непристойной радостью. Скрыть радость было свыше ее сил, ведь устраивать пиршества – ее излюбленное занятие, а в последнее время было так мало для того уважительных причин!
Заранее приготовившись к семейному отпору, Маринка в себя не могла прийти от изумления и со слезами на глазах по очереди облобызала всех бабок и теток. А на следующий день состоялась презентация жениха Молодой человек произвел весьма благоприятное впечатление, продемонстрировав безукоризненные манеры, умение держать себя в обществе и знание иностранных языков. Правда, его можно было бы упрекнуть в непрактичности и излишнем жизненном оптимизме, но, в конце концов, жизнерадостность – не такой уж крупный недостаток, во всяком случае, появилась надежда, что как-нибудь с Маринкой выдержит.
Отпустить дочь замуж без приданого для Юстины. воспитавшейся на прабабкином дневнике, было совершенно невозможной вещью. Амелия была вправе поступать по-своему, откалывать номера, она ведь сирота без отца и матери, совершеннолетняя и платежеспособная, но Маринка не сирота, а времена к тому же наступили благоприятные, поэтому невесту снарядить следовало так, чтобы разбогатевшее простонародье не задирало нос. Отложив до лучших времен и дневник, и портреты, Юстина приобрела в комиссионке за деньги Барбары роскошное свадебное платье, а на свои собственные – всевозможные простыни, полотенца и прочее бельишко. Причем закупать все пришлось самой Юстине, Маринка, вынужденная до поры держаться за школу, занята была с утра до ночи.
Пышное венчание состоялось в костеле св. Михаила, Маринка с мужем поселилась у родителей мужа, но спокойствие оказалось недолгим, ибо дом их и в самом деле принялись сносить. Маринке с мужем выделили квартиру, и пришлось родным помогать в обустройстве. А потом родилась Эва, и пришлось помогать с ребенком. А потом Павлик засобирался в путешествие по Франции и отбыл. А потом Амелька решилась выйти второй раз замуж за коллегу по профессии, и они надумали совместными усилиями где-то на чердаке обустроить свое фотоателье, в чем им опять же пришлось помогать. А потом Людвик слетел с лошади и сломал руку, пришлось ухаживать за ним. И во всех этих делах в первую голову все сваливалось на Юстину, ведь она не работала, у нее было время, а она такая рассудительная, благожелательная, добрая и уравновешенная! Вот и искала она мебель Маринке, помогала советами и делом Амельке, хлопотала за Павлика, утешала Гортензию, сидела у постели Людвика и даже время от времени вывозила его полюбоваться на лошадок, без чего дядюшка непременно бы погиб.
К дневнику прабабки Юстина смогла обратиться лишь года через два и, когда усаживалась за него, поймала себя на ощущении, словно вступает в рай небесный.
* * *
…Вот и опять не менее недели в Блендове пришлось провести, поскольку бабка явно с жизнью расставалась. Все указания ее на маленьких бумажках я записала, потому как дневник свой дома оставила, потом перепишу. Перед кончиною бабка заговариваться стала, вот и не ведаю, что мне с толком говорила, а что в умственном помешательстве. Что могла, то по ее желанию сделала, записи еще прабабки, каракули невозможные, в потайном отделении секретера припрятаны были. И записи те бабка наказала мне свято сохранить, хотя прочесть их нет никакой возможности.
