Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
Тогда Мэн-цзы сказал:
– Такого сердца вполне достаточно, чтоб быть ваном. В народе все считают, что вам приглянулся бык, но ваш покорный слуга твердо знает, чего вы, ван, не вынесли.
Ван ответил:
– Да, в народе наверняка есть такие, которые так считают. Мое владение Ци хоть маленькое и ничтожное, но чего мне зариться на какого-то быка? Я действительно заменил его на барана только потому, что не смог вынести его трепета, словно у невиновного, которого ведут на место казни!
Мэн-цзы указывает: простых людей нельзя винить за то, что они плохо думают о князе: если его беспокоили страдания животного, то какая разница между убийством быка и барана? Князь признает, что Мэн-цзы прав. “Скажи по правде, какое же у меня сердце? Я ведь не из любви к такому богатству, как бык, заменил его на барана. Подобает ли, чтобы народ называл меня любящим богатство?” – интересуется он. Мэн-цзы отвечает:
Это не повредит вам: таков должен быть у вас способ проявлять гуманность. Вы видели быка, но не представили себе барана. Добропорядочные мужи по отношению к зверям и птицам держат себя так: когда те живы, они любуются ими, но когда тех умерщвляют, они не выносят этого зрелища. Слыша их вопли, добропорядочные мужи не в силах вкушать их мясо. Потому-то эти мужи стараются быть подальше от боен и кухонь.
Ван обрадовался и сказал:
– Это о тебе, мудрец, сказано в Стихах: “Угадываю о том, что у другого на сердце”. Но если бы я занялся угадыванием, мне все равно не удалось бы разгадать даже свои веления сердца, как бы я ни выворачивался наизнанку. Когда ты заговорил о моем сердце, оно так и забилось во мне.
Здесь мы видим Мэн-цзы в роли психоаналитика. Он позволяет князю уяснить собственную мотивацию, которая прежде не была ясна не только подданным, но и князю. Так он заставляет князя признать, что у того есть “начало сострадания”, пусть он и не замечал его в себе.
Учтя этот факт, князь все же сопротивляется. Какое отношение мимолетное сочувствие к животному имеет к способности быть настоящим правителем? Мэн-цзы выдвигает последний аргумент:
Дозволите ли вы кому-либо доложить вам о себе так: “У меня достаточно сил, чтобы поднять груз весом в сто цзюнь, но не хватит сил на то, чтоб поднять перышко” или “у меня хватит зрения на то, чтоб разглядеть кончик осенней паутинки, но его недостаточно, чтобы разглядеть воз хвороста?” Ван ответил:
– Нет! Не дозволил бы. Тогда Мэн-цзы спросил:
– Почему же в данное время у вас, ван, достаточно милосердия, чтобы распространить его на птиц и зверей, между тем действие такого милосердия вы не доводите до вашего народа? В таком случае и перышко не поднимет тот, кто для этого не приложит никаких сил; воз хвороста не приметит тот, кто для этого не воспользуется зрением. Вот и народ не получит защиты, если для этого не будет использовано милосердие ваше. Следовательно, бесправие вана не в том, что он не может действовать, а в том, что он не действует.
Сочувствие к быку доказывает, что у князя есть эмоциональный потенциал для того, чтобы стать праведным правителем. Все, что ему нужно, – развивать этот потенциал, чтобы достигнуть правильного объекта сочувствия: простых людей. Это можно сделать, сочетая самоанализ, тренировки и воображение.
Князь должен обдумывать, что он чувствует, когда видит испуганного быка, размышлять об этом, чтобы оценить, что чувствует разумное существо при виде страдания. Потом, как замечает Мэн-цзы, князю стоит поработать над тем, чтобы это чувство (сострадание к быку) применить к другим (к народу). Мэн-цзы предлагает расширять круг сострадания, начиная с семейных чувств. Сосредоточьтесь на уважении к старшим членам семьи, говорит он князю, и желании заботиться о своих детях. Усиливайте эти чувства, размышляя о них и руководствуясь ими на практике. Сочувствие начинается дома. Потом, когда вы научитесь, попробуйте распространить этот подход на стариков и детей из другихсемей. Мы можем представить, что князь начнет с семей ближайших сподвижников, с которыми ему проще всего себя соотнести, а потом будет двигаться ко все более далеким людям, пока не обнаружит себя способным заботиться о простолюдинах. “Следовательно, чтобы охранять всю землю, омываемую четырьмя морями, достаточно распространить милосердие, – заключает Мэн-цзы, – без распространения милосердия нечем будет оберегать даже свою жену и детей. С древности повелось, что люди намного превосходят других ничем иным, как умелым распространением своей деятельности, вот и все”.
С точки зрения Мэн-цзы, взращивание у-вэй основано на чувстве и воображении, а не на абстрактном разуме и рациональных аргументах, и современная наука c этим во многом согласна. Тот факт, что воображение эффективнее абстрактного мышления, когда дело доходит до изменения поведения людей, является прямым следствием завязанной на действие природы нашего воплощенного разума. Так, многие исследователи соглашаются, что мысль порождается и определяется сенсомоторным ощущением мира. Иными словами, мы мыслим образами. Это не обязательно картинки. Образ может быть ощущением, которое испытываешь, поднимая тяжелый предмет или шлепая по глубокой грязи.
Основным качеством этого образа является то, что он аналоговый, а не цифровой. Чтобы уяснить разницу, обратимся к звукозаписи. Я познакомился с ней через грампластинки на сорок пять оборотов. Потом перешел к полноразмерным пластинкам и кассетам Stereo 8 (отлично помню свою первую – Goodbye Yellow Brick Road Элтона Джона, – которую слушал, пока она не сломалась). Это аналоговые технологии: Элтон Джон играл в студии, а записывающее устройство более или менее непосредственно заставляло звуковые волны отпечататься на физическом носителе. Аналоговая природа записи означала, что та связана со своим носителем, потому что единственным способом перенести музыку, например, с пластинки на кассету было позволить аналоговому сигналу с виниловой пластинки породить аналоговый сигнал на магнитной ленте. В некотором смысле аналоговые записи всегда прямо связаны с событием, их породившим: существовала прямая связь между играющим на рояле Элтоном Джоном и кассетой, которую я вставлял в свой модный проигрыватель.
В случае цифровых записей этой связи не существует. При цифровой записи звуковые волны переводятся на язык нулей и единиц, не имеющих прямого отношения к изначальному выступлению. Это просто информация, а не физический отпечаток. Бестелесная модель сознания предполагает, что большинство, если не все, понятия – цифровые. Изначально они появляются в связи с опытом, но потом переносятся в принципиально другую среду, и больше никак с ним не соотносятся.
Многие десятилетия ученые-когнитивисты и философы спорили, является наше сознание “аналоговым” или “цифровым”. Дебаты еще не закончены, но пока ведут сторонники “аналогового” подхода. Одно из основных затруднений для “бестелесной” теории следующее: человеческая психика сформировалась до цифровой революции. Никто не отрицает, что наши чувства – “аналоговые”. Звуковые и световые волны “отпечатываются” в телесном разуме примерно так же, как осуществляется аналоговая звукозапись или делаются фотоснимки. Однако даже “высшие” участки мозга (вроде коры больших полушарий) напоминают скорее магнитную ленту, чем “айфон”. Нейронная структура коры устроена так, чтобы она имела дело с двухмерными образными системами, а не с цифровыми символами. Разумеется, кора может содержать цифровые системы управления. Но мы до сих пор не видели их в действии, и трудно себе представить, как и где “аналоговые” сигналы от органов чувств могут быть переведены в “цифровой” формат. Увеличивается также объем экспериментальных данных, указывающих на то, что люди мыслят скорее образами, чем абстракциями. Мы воспринимаем жизнь как путешествие, рассуждаем о справедливости, прибегая к метафоре весов, и интуитивно воспринимаем зло как тьму и грязь, а добро – как свет и чистоту.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53