— Я подумаю, — сказала гиду Эльвира, не дожидаясь, когда он закончит своё заманчивое предложение, от которого невозможно отказаться, и впорхнула в лифт вслед за новым гостем бунгало.
— Хэлло! — поприветствовал её мужчина. — Какой этаж?
— Третий, — промолвила она в ответ, поспешно вынув из арсенала своих улыбок самую тёплую и застенчивую. — Ты не знаешь, в котором часу здесь ужин? Я только сегодня приехала, — потупила она взор.
— Извини, я не знаю. Наверно, как везде, как обычно, от семи до десяти.
Он был смущен. Её красота, её близость, шлейф изысканного парфюма, завораживающая улыбка, словом, всё то, чем леди обычно пользовалась для молниеносного поражения противника, сработало и почти парализовало его, едва успевшего отойти от трапа самолёта. «Бедные американские мужчины, зашуганные соотечественницами-феминистками! Стада непуганых оленей! — удовлетворённо подумала Эльвира. — Первый — в кармане! Счёт открыт». И скромно на прощанье (в голосе — шёлк и бархат) произнесла:
— Всего доброго. Увидимся на ужине.
Нет, не спросила, будет ли он ужинать или ляжет спать (может, у него вообще здесь не отдых, а работа). Не поинтересовалась его планами, просто решила, что они увидятся на ужине. Королевские приказы не обсуждают, а исполняют. И уже знала, что прибежит, как миленький, едва стрелки часов в его номере доберутся до заветной цифры, и будет сидеть в ресторане, пока не появится она, королева.
25
Ах, если б ты знал, Марк, как чертовски приятно ответить на твой вопрос:
— Я из Соединенных Штатов. А ты?
Они сидели после ужина в кафе под открытым небом и пили лёгкие алкогольные коктейли, слушая блюз и отдалённый шум прибоя, глядя друг другу в глаза и чувствуя, как между ними завязывается невидимая, но уже ощутимая, крепкая нить.
— Я тоже. Уже семь лет работаю в Вашингтоне, а раньше жил в Оклахоме. Мои родители эмигрировали в Штаты из Германии. А ты где родилась?
— В Узбекистане. Ты, наверное, и не слышал о такой стране. Жила в Украине, а потом встретила свою любовь, большую и прекрасную, и переехала к нему в Америку.
— Почему же ты отдыхаешь одна?
— Хороший вопрос. И мне бы хотелось рассказать тебе свою историю, даже если мы расстанемся сегодня и больше никогда не увидимся. Пожалуйста, выслушай меня. Просто выслушай, мне больше ничего не нужно.
— Конечно, с удовольствием, я готов. Расскажи мне свою историю.
— Я встретила его около трёх лет назад и полюбила. Когда он предложил пожениться, я была на седьмом небе от счастья. Умный, красивый, образованный да ещё и богатый — единственный сын миллионера! О чём ещё могла мечтать бедная девушка? Я готова была молиться на него и была так очарована им — невозможно передать. Но чтобы не разочаровываться, не следует очаровываться. Я прозрела скоро, очень скоро. Когда мы поженились, я поняла, что попала к жестокому и эгоистичному человеку, который стремился заполучить бесплатную домработницу и наложницу в одном лице. Он не выпускал меня из дому, и я прожила больше двух лет в стране, совсем не узнав её. Продукты он привозил из супермаркета сам. Его горничная смотрела за мной, как надзирательница, я не могла ступить и шагу. Иногда, он приглашал к нам друзей и устраивал показательные выступления. Все считают его прекрасным человеком, а меня — самой счастливой женой заботливого мужа. Он проверял всю почту и рецензировал мои письма родителям. Так что мне приходилось лгать. На родину, конечно, мне тоже было запрещено выезжать. Я вообще удивляюсь, как это он позволил получить мне гражданство, я думала, что всю жизнь проживу только с «видом на жительство» и без паспорта. Но случилось чудо, и я таки получила паспорт. К тому времени моя сестра-близнец, с которой я с детства была неразлучна, тяжело заболела. Она просила меня приехать, но муж не отпускал. Написав последнее письмо уже со смертного одра, сестра умоляла приехать хотя бы проститься. Так мне удалось вырваться из своей тюрьмы. Но сестру в живых я не застала. Потрясённая, с переполненным сосудом моего терпения, я решила не возвращаться к мужу. Родители отдали мне сбережения, которые всю жизнь собирали на приданое своим дочерям. И вот я здесь. Пытаюсь прийти в себя после двухлетнего заточения и решить, что делать дальше. Я гражданка страны, которая для меня загадка. У меня нет ни одного друга или близкого человека, который захотел бы мне помочь. Я думаю подать на развод, мне нужен адвокат. Но к кому обратиться и хватит ли у меня денег и сил на борьбу со своим мужем, я не знаю. Я думаю, так просто он меня не отпустит. На самом деле, я знаю, он любит меня, хотя и странною любовью. Любовью безумца, готового держать меня всю жизнь в своей тюрьме.
Марк сидел и заворожено слушал её печальный рассказ. В нужные моменты Эльвира искусно вплетала в узор своего повествования судорожные, прерывистые вздохи, и её глаза — ночные озёра переполнялись слезами. В общем, всё, что требовалось по сценарию, чтобы быть убедительной. Станиславский не смог бы произнести своё «Не верю», увидев Эльвиру на сцене. Марк уже был влюблён, околпачен и готов на всё (в разумных пределах, потому как был американцем).
— Я слышал похожие истории о славянских женщинах, попавших в рабство к мужчинам, но не в Америке, а где-нибудь в Арабских Эмиратах, например, или в Турции. Впервые в своей жизни встречаю жертву насилия и, должен сказать, меня потрясла твоя история. Если позволишь, я позвоню своему адвокату, и он встретится с тобой, когда мы вернёмся. Я думаю, он сможет тебе помочь. Тебя разведут, и мало того — твой муж выложит крупную сумму, чтобы замять такое нелицеприятное дело. Уверен, он не захочет огласки, ты скоро будешь свободна, обеспечена и забудешь свою историю, как страшный сон. А пока, не переживай, отдыхай и наслаждайся жизнью. Здесь всё для этого есть, если ты заметила. Чиз!
И он поднял свой бокал, ободряюще улыбнувшись ей.
26
Уже две недели Алина провела в залах своей выставки, принимала поздравления, давала интервью, выслушивала отзывы, знакомилась с новыми друзьями — поклонниками её таланта. Четыре картины были проданы, но оставались в экспозиции до конца выставки согласно договору. Одна из них — последняя работа художницы. Картина называлась «Танец» На картине были изображены две танцующие восточные красавицы, как в зеркальном отражении повторяющие черты друг друга. Однако это поразительное сходство было не более чем шутка. Повторный, более внимательный взгляд на картину открывал природу двух абсолютно разных женщин. Одна была изображена в более светлых и тёплых тонах, вторая, соответственно, — в более тёмных и холодных. Но главное — не колорит и игра света, искусно обыгранные автором картины, а движения, позы, выражения лиц и глаз обеих натурщиц. Танец одной — грациозен и полон нежности. Танец другой был танцем пантеры, готовящейся к прыжку. Приглядишься к этим двум красавицам — и сразу возникает мысль: всё дуально в этом мире — тьма и свет, тепло и холод, добро и зло… В общем, эту мысль можно развивать до бесконечности.
— Можно тебя на минуту?
Алина повернулась на голос и увидела смуглого мужчину среднего роста. Он как-то вымученно улыбнулся и протянул для приветствия руку:
