* * *
После пятницы наступила суббота, и жизнь пана Януша вернулась в привычное русло. По крайней мере, так казалось за завтраком, когда в столовой витал аромат кофейных зерен, а масло плавилось на горячих тостах. Пани Вольска вязала в уголке и чему-то мечтательно улыбалась. Павел ковырялся в тарелке с шоколадными хлопьями. Ирена пила кофе, трогательно обхватив чашку двумя руками, словно пытаясь согреться. А на кухне звякала посуда и фоном бубнило радио «Кнупель-волна» на мотив «сил моих больше нет». В общем, все проходило как обычно.
Если не считать того, что нового постояльца среди них не было.
Пан Януш не видел его с момента заселения, с того самого вечера, как гость, записавшись в книге регистрации и расплатившись за неделю, молчаливо исчез в своей комнате. Уборщик утверждал, что в левом крыле вообще никогда никто не жил, но это вздор – пан Януш видел того человека своими глазами. Наверняка все объяснялось очень просто. Либо пана Г. вызвали по делам так срочно, что он не успел об этом предупредить, либо ему не понравилось Подворье. Пана Януша огорчала последняя мысль, но все же он не мог не признать: его постоялый двор, такой родной и любимый, все же был далек от совершенства. Сам он видел в доме целый мир, волшебный замок своего детства. Для остальных же это была лачуга, забавная, экзотическая, но давно не знавшая ремонта. Так ребенок видит изумруд или сапфир в кусочке стекла, для остальных же это просто бутылочный осколок.
Но, может быть, не для всех?
Павел был без ума от этого места, и его матери оно почему-то нравилось. Нельзя сказать, что Ирена не замечала паутину или пятна на обивке – нет, конечно, она все это видела. Но смотрела без ужаса в глазах, а с интересом и даже участием: вот в этом серванте можно поменять стекла, а люстру – начистить… Впрочем, вполне возможно, что хозяину Подворья это только казалось.
Мальчик одолел последнюю горку хлопьев и с набитым ртом выскочил из-за стола.
– Не торопись так, – мягко одернула его мать. – Допей молоко и скажи «спасибо».
Павел послушно сделал глоток, отчего его щеки раздулись, как у хомяка.
– Мамибо! – промычал он и выбежал из комнаты.
– Ему не терпится приступить к игре, – со смущенной улыбкой пояснила Ирена. – Он ищет здесь сокровища и боится не успеть. Все-таки каникулы заканчиваются уже через два дня…
– Вы уезжаете?
– Да, к сожалению.
Она принялась вертеть в руках чашку.
– Я подыскала школу в новом районе и комнату неподалеку. Но летом мы бы хотели вернуться, если будет свободно. У вас здесь так…
– Необычно? – поспешил закончить фразу пан Януш, опасаясь слов вроде «старомодно» или даже «анахронично».
– …Хорошо! – искренне сказала Ирена и углубилась в созерцание кофейной гущи на донышке.
Повисла пауза, нарушаемая лишь стрекотом спиц пани Вольской. Пан Януш раздумывал, стоит ли заводить об этом разговор, и в конце концов решился:
– А вы видели нового постояльца из восьмой комнаты? Я так и не успел с ним как следует познакомиться.
В глубине души он боялся, что Ирена спросит: «А что, там кто-то живет?» – и пятница начнется снова. Но женщина подняла на него глаза и едва заметно покраснела.
– Вальда? Да, мы пили чай, разговаривали и даже ходили на прогулку в парк. Павел обожает с ним возиться. Говорит, что Вальду нужен учитель. Вы же видели этого человека? Вот уж не представляю, чему еще его можно учить!
– Значит, его зовут Вальд? – удивленно протянул пан Януш. – А в книге была запись… Хотя, конечно, это могла быть и фамилия.
– Вообще-то его полное имя Теогвальд, представляете? Он сказал, что его родители были «целиком и полностью из средневековья». Не думала, что уже тогда началось сумасшествие с именами. Моя свекровь хотела, чтобы я назвала сына Арчибальдом. Слава Богу, хоть в этом я не уступила…
Скулы Ирены напряглись, и она с трудом сглотнула, но потом тряхнула волосами, словно сбросив воспоминания.
– А я уж было решил, что он съехал в первый же вечер, – сказал хозяин Подворья. – Ох уж эти кабинетные дела. Под самым носом кипит жизнь, а я ничего не вижу!
– Нет, нет, все совсем не так…
Ирена вдруг вспыхнула и стушевалась.
– Мы не ходили на свидания, если вы об этом подумали. Просто разговаривали, а иногда гуляли молча. Это было похоже на терапию, понимаете? Вроде ничего особенного, а становится легче. У меня даже мелькнула мысль, что Вальд на самом деле врач. Бывают детективы под прикрытием, а он – этакий тайный психолог. Правда, это слово ему не очень подходит. Скорее нужно что-то средневековое, например, лекарь… Да, отчасти лекарь, отчасти рыцарь…
Пан Януш, немного сбитый с толку таким откровением, попытался пробормотать «Ну что вы…», но собеседница его опередила:
– Я понимаю, что такие подробности вам совершенно неинтересны, но мне почему-то было важно вам об этом рассказать.
– А где сейчас… э-э… пан Вальд? – спросил хозяин.
– Он ненадолго уехал, – ответила Ирена. – Сказал, что ему нужно «привести своих». Наверное, решил показать это место друзьям или кому-нибудь из близких. Возможно, пан Заремба, ваше Подворье-под-Ясенем скоро будет битком набито гостями. Хотя мне оно больше нравится полупустым – такое чувство, будто дом принадлежит только тебе.
Она снова погрузилась в игру с кофейной гущей, и пан Януш почувствовал, что беседа себя исчерпала. Пожелав приятного дня, хозяин Подворья покинул столовую и вышел во двор.
Небо было серым, как обычно в это время года, ноздри щекотал запах прошлогодней травы. Весна как весна. Люди как люди. И все же ощущение чего-то необычного не покидало хозяина постоялого двора – хоть, вроде бы, всему находилось объяснение.
Какое-то время пан Януш просто стоял на крыльце и размышлял, потом позвал:
– Кнупель!
– Чего такое? – всклокоченная голова уборщика высунулась из окна кухни.
– Я же просил тебя закончить с листвой.
– А я и закончил!
– Неужели? А что за свинство возле яблони?
– Это ветер принес, – раздраженно заявил старик. – И еще принесет. Я с силами природы бороться не нанимался. Сегодня я прочищаю дымоходы и о листьях ничего не знаю!
– Ну-ну, – пробормотал пан Януш.
– Что, не верите? – ощетинился Кнупель. – Тогда подойдите и своими глазами гляньте. Я там всю землю утоптал – просто так, что ли?
Его негодующий лик исчез прежде, чем пан Януш успел что-то ответить. Потом с кухни донеслось «уволюсь» (два раза) и «пожалеете» (три).
Разумеется, никаких следов под деревом не оказалось. Хозяин лишь покачал головой и сам взялся за грабли. Кнупель был неисправим, но он являлся такой же частью Косого Подворья, как старый чулан и поржавевшие мечи над камином.
