— Когда привезете его домой?
— Мы не сможем уехать до завтра. Врачи хотят понаблюдать за ним хотя бы еще сутки, чтобы окончательно убедиться, что мозг не задет.
— Хэнк…
Он устало вздохнул на другом конце линии.
— Я скучаю по тебе.
— Я тоже скучаю по тебе. Здесь никого нет: только я и Сахарок. Во сколько ты встал?
— Рано.
— Ты, наверное, совсем не спал, а?
— Нет. А ты?
— Пыталась. — Она погладила Сахарка, забравшегося к ней на колени. — Будь осторожен. Когда ждать тебя?
— Поздно. Нам нужно еще заехать за лошадьми Трэвиса.
— Хорошо. Я что-нибудь подогрею. Поспи обязательно. Завтра у тебя долгая дорога.
— Хорошо. Пока, милая. Скоро увидимся.
Раздались короткие гудки, и Алекс посмотрела на трубку. В этот момент она не сомневалась, что Райский Сад — ее дом. Она не хотела больше ехать в Сан-Франциско. Ее семья здесь, среди тех, кому она нужна, среди тех, кто любит ее, как она их.
Улыбаясь, она прижала Сахарка к груди, и слезы счастья закапали на рыжую шерсть.
Алекс вздрогнула и проснулась, уронив на пол книгу, лежавшую на груди. Ее разбудил собачий лай и урчание приближающихся грузовиков.
Хэнк дома.
Она подпрыгнула и побежала в холл. Хотя первым ее желанием было выскочить на улицу и броситься на шею Хэнку, она решила сначала разогреть им ужин.
Помешивая суп, она слышала, как один грузовик направился в гараж. Второй остановился перед конюшней.
Накрыв кастрюлю крышкой, она выскочила на улицу и увидела Хэнка. Заметив ее, он остановился на мгновение. Похоже, он не мог решить, бежать к ней или продолжать путь к конюшне, и Алекс приняла решение за него. Сбежав по ступеням, она в считанные мгновения пересекла двор и оказалась в его объятиях. Их губы слились в горячем поцелуе, потом он зарылся лицом в ее волосы.
— Слава Богу, ты дома, — выдохнула она.
Он снова поцеловал ее, потом повернул, чтобы вместе идти к машине Трэвиса.
— Ты тревожилась?
— Тебя так долго не было.
— Черт возьми, этот осмотр занял все утро. Мы вышли из больницы почти в полдень.
Когда они приблизились, Клэр обошла вокруг грузовика Трэвиса.
— Как он? — спросил Хэнк.
— Почти так же, — ответила она. — Лучше помоги мне открыть дверцу. Он спит и может выпасть.
Дверца кабины приоткрылась, и глухой, хриплый голос пробормотал:
— Я сам выйду.
Как только дверца распахнулась, Трэвис вывалился наружу, здоровой рукой ища в воздухе опору. Хэнк подхватил его прежде, чем он рухнул лицом в грязь.
Трэвис выругался и оттолкнул брата.
— Я сказал, сам. — Спотыкаясь, он сделал несколько шагов, прищурился и окинул взглядом дом.
У Алекс перехватило дыхание. Как он был непохож на того Трэвиса, с которым она познакомилась пару недель назад. Его угловатое привлекательное лицо опухло, вся левая сторона слилась в один огромный синяк, левая рука в гипсе.
— Он с трудом говорит, — прошептала Алекс на ухо Клэр.
— Это от лекарства.
Клэр захлопнула дверцу грузовика, когда Трэвис захромал по дорожке. Хэнк следовал за ним.
— Слава Богу, он проспал почти всю дорогу.
Бросившись вперед, Алекс подхватила Трэвиса под руку. Он попытался вырваться, но она крепко держала его за пояс.
— Куда направляешься, ковбой?
Он повернул голову к ней, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Алекс?
— Алекс, Алекс. Куда мы идем?
Трэвис уперся взглядом в сетчатую дверь.
— Я иду к себе домой. В дом, который построил мой прадед почти сто лет назад. — Он приветственно помахал дому здоровой рукой. — В дом, который он передал своему сыну, тот своему сыну, а тот своему сыну…
— Я знаю историю. Но мы не попадем туда, если не будем шагать. Осталось еще три ступеньки. Вот так. Хорошо. Еще одна.
Хэнк следовал за ними по лестнице, не проронив ни слова. Похоже, Трэвису было невыносимо его присутствие. Добравшись до спальни, Трэвис разразился потоком бессвязных воспоминаний о комнате, в которую они попали.
Трэвис рухнул на кровать. Еще несколько минут он боролся со сном, потом его черты смягчились, и он наконец заснул.
Алекс наклонилась и сняла с него шляпу.
— Прости за все это, — начал Хэнк.
Алекс сделала знак молчать.
— Он пытался оскорбить тебя, а не меня.
Хэнк снял свою шляпу и провел негнущимися пальцами по волосам.
— Ничего не понимаю. Последний раз мы виделись на родео и расстались хорошо. Но сейчас он орал каждый раз, когда я входил в больничную палату. Будто это я сломал ему ребра.
Хэнк привлек ее к себе, страстно поцеловал и повел ее к двери.
— Я слышал, ты что-то говорила Клэр насчет супа на плите. Налей мне тарелочку, пока я раздеваю Трэвиса. Он спит, и это займет немного времени.
— Только не задерживайся.
— Не буду, — и поцеловал ее еще раз.
Через полчаса Алекс поднялась по лестнице, чтобы посмотреть, куда запропастился Хэнк. Он лежал поперек кровати, так и не сняв сапог. Покачав головой, она стянула сапоги и накрыла его одеялом.
Поцеловав щеку, шершавую от четырехдневной щетины, она прошептала:
— Сладких снов, ковбой.
* * *
Алекс захлопнула дверцу холодильника и услышала скрип ступеней.
— Трэвис?
Бросив две большие упаковки говяжьих отбивных в раковину, она выглянула в холл.
— Где Хэнк? — зарычал он, прежде чем она успела открыть рот.
— Тебе нельзя вставать. Ты можешь упасть с лестницы. Иди…
— Мне надоело, что со мной обращаются как с ребенком, — взревел он.
Его настроение явно не улучшилось с тех пор, как она отнесла ему завтрак.
— Я не обращаюсь с тобой как с ребенком, — проговорила она терпеливо, — а как с человеком, который ранен. Ты выпил таблетки, которые я положила на поднос?
— Я выбросил в сортир все эти проклятые таблетки.
— Что случилось? — спросила Клэр, выглядывая на лестницу, все еще в ночной рубашке. — О! Злюка проснулся.
— Он только что сказал мне, что выбросил обезболивающее, которое прописал доктор.
Клэр встала на лестнице рядом с Трэвисом.
— Ты сделал это? Зачем?
— Я уже дома. Они мне не нужны.
