— Пилар, дедушка Хорхе… он…
— Что? Что? Ничего не слышно! — в отчаянии воскликнула Пилар.
— Дедушка Хорхе при смерти. Вы должны приехать, чтобы хотя бы успеть попрощаться.
Голос сеньоры Торменто предательски дрогнул.
— Господи, мама. Что произошло? Почему? Когда?
— Пилар, умоляю, поторопись! Все решают часы. Собирай вещи и прилетай первым же рейсом!
— Но как же Эрнесто? Ему же тоже нужно сказать. Господи, что же делать?
— Я буду продолжать звонить ему. Но ты приезжай в любом случае. Ты же знаешь, Пилар, как дедушка любил тебя… Ну вот, я уже говорю о нем в прошедшем времени…
Сеньора Торменто замолчала. У Пилар перед глазами все поплыло.
— Мамочка, я сейчас же еду в аэропорт, слышишь? Я постараюсь отыскать Эрнесто. Черт, я даже не знаю, где он живет. Черт, черт! Мамочка, я приеду, как только смогу. Держитесь!
Она положила трубку и без сил опустилась на пол. Вот, значит, в чем дело, Дедушка Хорхе. Ну конечно, он уже давно жаловался на боли в боку. В его возрасте тяжелая болезнь может подкрасться когда угодно. А она за все это время даже не удосужилась позвонить ему, узнать, как он себя чувствует. До чего же слепа и эгоистична любовь!
Пилар бросилась собирать чемодан. Сердце бешено колотилось. Надо позвонить Эрнесто, поговорить с Марком, предупредить менеджеров на работе. А если не будет билетов до Буэнос-Айреса? Что тогда делать?
Пилар набрала номер брата. Ответом ей были унылые длинные гудки. Где же его носит? Не отвечал и номер Марка. Да что они все, сговорились, что ли?
Стоп, стоп. Только не поддаваться панике. Только не впадать в истерику. Сейчас главное побыстрее собраться и ехать в аэропорт. Или сначала позвонить? У Мэган, кажется, где-то валялся телефонный справочник.
Внезапно раздался звонок в дверь. Это наверняка Эрнесто! Неужели он тоже что-то почувствовал? Пилар опрометью бросилась к двери и открыла, даже не посмотрев в глазок.
На пороге стоял незнакомый мужчина в годах, не очень высокий и довольно мрачный.
— Вы к кому? — озадаченно спросила Пилар.
— Судя по всему, к вам, красотка, — ответил он, обжигая ее неприязненным взглядом.
У Пилар перехватило дыхание.
— Но кто вы? Кажется, мы с вами незнакомы, — проговорила она.
— Ничего, это нетрудно исправить. Джереми Уилкинс к вашим услугам.
Ах, вот оно что! Сам Уилкинс пожаловал.
— И что же вам от меня надо? — спросила Пилар, невольно делая несколько шагов назад.
— А вы не знаете? И даже не догадываетесь?
Пилар молчала.
— Я отец невесты Марка, — веско сказал он. — Я должен объяснить что-то еще?
— То, что вы отец невесты Марка, не дает вам никакого права вламываться в чужой дом! — заявила Пилар, отчаянно пытаясь взять себя в руки.
— А кто, интересно, дал вам право вламываться в чужую жизнь, круша все на своем пути?
Уилкинс решительно вошел в квартиру и осмотрелся.
— Значит, здесь вы живете? Негусто, негусто. Квартира Марка пороскошнее будет.
— Это временное жилье, — неизвестно для чего стала оправдываться Пилар.
— Ну, да ладно. А теперь послушайте, что я вам скажу, о прекрасная амазонка. Только повнимательнее, чтобы потом не пришлось повторять.
Уилкинс явно чувствовал себя хозяином положения. Он вальяжно развалился на стуле, Пилар же стояла посреди комнаты и не знала, куда себя деть.
— Мне, право, даже неловко нарушать ваши планы. Но, честное слово, вам очень не повезло, что на вашем пути встретился именно Марк. Видите ли, он никогда не оставит Бетти, как бы ни уверял вас в обратном.
— Это почему же? — бросила Пилар, зло прищурившись.
— По многим причинам. Первая: он любит ее. Вы для него всего лишь приятное увлечение, которое не должно зайти слишком далеко. Вторая: он порядочный человек и не променяет свое слово на низменную страсть.
— Вы специально говорите мне это? Так знайте, что я доверяю Марку, и вам не удастся убедить меня ни в том, что он меня не любит, ни в чем-либо еще.
— Деточка, моя дочь тяжело больна. Если Марк оставит ее сейчас, он всю жизнь будет чувствовать себя последним негодяем. Любовь — отличная штука, не спорю. Но чувство долга — это посерьезнее. Это то, что делает человека человеком. Даже таким молоденьким красоткам, как вы, стоит об этом помнить.
— О чем вы говорите?
— Я говорю всего лишь о том, что вы, милая моя, должны выбросить из головы все глупости и оставить Марка в покое. Через две, три недели, максимум через месяц он забудет вас и жизнь войдет в нормальную колею. Вы же, я уверен, недолго будет пребывать в одиночестве.
— Как вы смеете! — вспыхнула Пилар.
— Я, кажется, не сказал ничего оскорбительно. Наоборот, сделал вам своего рода комплимент, — лукаво прищурился Уилкинс.
— Мистер Уилкинс, говорить нам с вами не о чем. Я люблю Марка и не оставлю его, чтобы вы мне ни говорили. Вы или кто-то другой. А сейчас прошу меня простить, но я спешу.
В этой девочке что-то есть, внезапно подумал Уилкинс и рассердился на себя за неуместную мысль.
— А что вы на это скажете? — невозмутимо продолжил он, доставая чековую книжку.
— Вы это серьезно? — с трудом выговорила Пилар, глядя во все глаза на этого немолодого, усталого человека.
— Более чем. Я даю вам миллион… миллион американских долларов. Вам еще очень долго не придется работать официанткой. А вы за это всего-навсего исчезаете из жизни Марка Дэниелса. Просто и быстро.
Пилар несколько секунд молчала, борясь с желанием дать ему хлесткую пощечину. Но все-таки справилась с собой и, одарив Уилкинса ледяным взглядом, с презрением сказала:
— Простите, но это даже не смешно. Мне плевать, что вы думаете обо мне, но вот какого мнения вы о себе? Неужели для вас деньги застили весь мир? И вы даже не допускаете, что для кого-то они не имеют никакого значения?
— Ну, милая моя, произносить красивые слова мы все умеем. Но вы все-таки подумайте: миллион на дороге не валяется. Только представьте, сколько сможете купить на эти деньги брючек и юбочек, сумочек и…
Пилар не дала ему договорить, резко оборвав:
— Хватит! Замолчите! То, что вы говорите, низко и просто тошнотворно. Мне не нужны ваши грязные деньги, а Марку не нужна ваша дурацкая работа. Скоро мы с ним уедем отсюда и начнем все сначала.
Уилкинс помрачнел. При упоминании миллиона в глазах девушки не появилось того хищного блеска, на который он рассчитывал. Наоборот, ее черные и очень красивые глазищи загорелись неподдельным возмущением. Почему-то он даже обрадовался, что она не взяла чек. Глупо, конечно, но именно так оно и было.
