— Либо это вы, любезный Борис Аркадьевич, — злорадно отпарировал Марышев. — Надеюсь, следствие обратило внимание на то, что труп гражданки Зойки… м-м… постоянно забываю ее фамилию… обнаружен в непосредственной, можно сказать, кричащей близости от дома Постоялова?
— А вот это, извините, не аргумент, — вальяжно покачал увесистой головой мой сосед. — Вы подумайте, Игорь Евгеньевич, разве у меня не хватило бы сообразительности доставить труп в более отдаленное место?
— А у вас времени не было, — не сдавался Марышев. — Вам еще нужно было милиционера убить, отволочь труп в яму к Рябининой и между делом за Косичкиной погоняться.
Если к круглому лицу Постоялова уместно применить термин «вытянулось», то так и произошло.
— Ладно, Игорек, кончай треп, — опомнилась Сургачева, кладя руку на лежащее на ее колене предплечье Марышева. — Мы должны быть непредвзятыми. И понимать, что не один Борис Аркадьевич удостаивается сомнительной чести. Вспомни, где лежала Зойка. Нам показывали это место. С одной стороны дом Бориса Аркадьевича, с другой — ограда Ритуськи Рябининой, причем до последнего можно дотянуться, а до первого — шиш.
— Спасибо вам большое, Кира Александровна, отвели беду, — манерно прижал руку к сердцу Постоялов.
Все взгляды фигурантов переместились на Риту Рябинину. Она совсем сжалась, испуганно отстреливаясь бусинками глаз.
— Интересная версия, — подумав, признал Борис Аркадьевич. — Немного фантастичная, но если раздвинуть рамки наших консервативных представлений о возможностях человека, то в самый раз. А нам, кстати, давно пора раздвинуть наши рамки. Это и к милиции относится, капитан.
— Я обязательно учту, — улыбнулся Верест.
— Да ну, ерунда, — нахмурился Красноперов. — Ритка мирное животное, она и комара не обидит. Фигня, капитан, не слушайте этих теоретиков. В ночь, когда убили Зойку и вашего милиционера, мы спали в одной кровати, чего уж там.
— Интересно получается, — хмыкнул Марышев. — Мы с Кирюхой в ту ночь тоже спали в одной кровати. И никуда не вставали. Тогда уж извиняйте, Борис Аркадьевич, все шишки на вас.
— Ну нет, я так не согласен, — решительно покачал головой Постоялов. — Чего это я буду за других отдуваться? Давайте по-другому решать.
— Подождите… — запоздало прошептала Рита, вклиниваясь в паузу между фразами. — Неужели вы на полном серьезе меня подозреваете?.. Я убила… о господи, четырех человек? Одного утащила в какой-то подвал?.. Другого — в свою же яму, сломав перед этим свой же забор?.. Сама себе дала по голове?..
Она явно хотела сделать вид, что готова упасть в обморок. Причем делала это очень достоверно. Но меня преследовало твердое убеждение — сегодня она туда не упадет.
— Пожалейте женщину, — буркнул Красноперов.
Он мог бы возмутиться и более эмоционально. Но отчего-то не стал. Сидел и кис.
— А нас кто пожалеет? — заявил наглеющий на глазах Марышев. — Понятное дело, ей не хочется. Нам тоже не хочется. Да успокойся, Рита, твой забор ломал Зубов, не ты. И убивал Зубов. А ты служила мозговым центром, так сказать, что вовсе не накладывало на тебя обязанности ходить хвостиком за убийцей.
— А кто тогда зарезал Зубова? — удивился Постоялов. — На харакири вроде не похоже, да и сам товарищ, мягко говоря, не из той когорты…
— Слушай, Ритуся, — как-то очень мягко произнесла Сургачева, и глаза ее вдруг из хищных сделались почти кроткими и ласковыми, — а ты ведь не всегда в аптеке работала. Помнишь, мы с тобой однажды бутылочку раздавили и ты проговорилась? В аптеку тебя мужик твой бывший пристроил — чтобы крови поменьше видела, а до этого ты хирургу ассистировала в четырнадцатой больнице — ланцет ему там подай, зажим, тампон… Скажи, не было такого дела? Ты ведь прекрасно помнишь, где у человека сердце?
А вот это было интересно. Подобными знаниями о мутном прошлом Рябининой я не располагала.
Стрела Сургачевой попала точно в цель. Но эффект вышел как-то боком. Рябинина густо вспыхнула и стала пятнистой. Скорчила страдальческую гримасу пытаемого в застенке еретика и выстрелила пальцем — не куда-нибудь, а в меня!
— А почему вы все меня подозреваете? — почти выкрикнула она. — Почему вы ее не подозреваете?..
Я похолодела — как на мороз выставили.
До Хэллоуина вроде далеко, а кошмарики — ну повсюду.
Я пялилась на эту предательницу, вытаращив глаза, попутно отмечая, как вокруг меня наливается свинцовая пауза.
Даже Верест вдруг сделал какое-то другое лицо и посмотрел на меня сначала насмешливо, потом с интересом, потом как-то озабоченно и наконец — с нескрываемой тревогой.
— Эй, уважаемые, не берите на понт, — забормотала я. — С какой стати мне кого-то убивать? Да я вашего Зубова не знала и знать не хочу…
— Никто его не знает и не хочет, — сказал Марышев. — Ты не бледней, Лидочек, не бледней. Вопрос о мотивах мы пока не рассматриваем. Мы исследуем потенциальную возможность. А твоя ничем не хуже наших. Во-первых, ты писательница. Повествующая об ужасах нашей жизни. Ты не слишком увлекаешься этим делом, нет? Если слишком, то учти — опасно. Можно перепутать жизнь с выдуманными событиями, что чревато либо белыми стенами, либо небом в клеточку. Вот у меня Кира предпочитает не читать, и это правильно — она не подвержена беллетристической задумчивости. Правда, не отличает отца Федора от дяди Федора, что, с одной стороны, не красит, но с другой — внушает определенное спокойствие. Иначе говоря, Лидунчик, мне проще представить убийцу-писательницу, нежели убийцу-домохозяйку.
— Или убийцу — страхового агента, — поддержала своего заступника Сургачева.
— Или убийцу — мелкого коммерсанта, — не забыл и про себя Постоялов.
— Или убийцу-аптекаря… — пискнула Рита Рябинина.
— А также компьютерного гения, — завершил звукоряд Красноперов и впервые за «званый вечер» улыбнулся. — Кстати, Лидок, могу подбросить новый ужас. Реальные события в реальном дачном обществе. В газете вычитал. Бомжарик на пару с местным подростком все лето выдирали у садоводов овощи, успешно продавая их на рынке. Наворовали, наверное, с машину. Дачники их вычислили, поймали и, вместо того чтобы сдать органам, провели самосуд. Разорвали в клочья гадов. И пацана не пощадили. Когда милиция прибыла, там даже опознавать было нечего — сплошное мясо. Так что ты обсоси, подумай. Пристегнешь куда-нибудь.
— Во-вторых, тебе легче всего запудрить мозги милиционерам, поскольку один из них… кх-м… кажется, живет в твоем доме, — без смущения заявила Сургачева.
Отделывающийся молчанием Верест прижал кулак ко рту, скрыл улыбку и сделал вид, будто прокашливается.
— В-третьих, Лидия Сергеевна умна, — сделал комплимент Постоялов.
— В-четвертых, она чертовски артистична, хотя никогда в этом не сознается, — добавил в копилку моих достоинств Красноперов. — И воображения у нее как у Станислава Лема — то есть хрен догонишь. Сама организовала убийства, сама и вызвала милицию, нагородив им разных ужасов: вроде людей, шныряющих ночью по дачам, неясных голосов и черного демона, несущегося за ней через весь поселок, — завершил он с ширящейся улыбкой мою полную интеграцию в подозреваемые.
