Заметив, что собеседник неожиданно помрачнел, Катя снисходительно усмехается.
– Не переживайте. У вас из-за меня не будет никаких проблем.
– Проблемы? О чем это вы? – нервно сглотнув слюну, Финик торопится изобразить удивление. – Вы просто неверно истолковали мое молчание. Так, знаете ли, задумался о своем…
Королек
Четвертое мая. Время приближается к семи. Центр города. Набережная. Сижу с Кондором на скамейке, на которой обычно сиживал со Сверчком. Но Сверчок со мной встречаться не торопится. После того как его жена родила, да еще пацана, он целиком и полностью занят искусством – чтобы заколотить побольше бабла для своей увеличившейся семьи. Я его не интересую.
Небо над нами голубое, не слишком яркое, то тут, то там перечеркнутое длинными тонкими размытыми облаками, похожими на след сверхзвукового истребителя. Вечер солнечный и прохладный. Блестят золотые купола храма, кажущегося отсюда миниатюрным.
Солнце, как принято писать, медленно, неуклонно клонится к горизонту, тени становятся длиннее, и как-то по-вечернему слепит вода, а я продолжаю повествовать о странно пересекшихся историях Ники и Алеши:
– … Никин приятель-наркоша сказал, что девочка приучилась к героину еще до встречи с ним. И я ему поверил. Парню не было смысла врать. Тогда возникает вопрос: откуда пацанка доставала бабло, чтобы покупать наркоту? Тащила из дома? Вряд ли. Родители бы сразу заметили. Крала у кого-то? Но Ника, судя по всему, воровкой не была. А отсюда вывод: существовал некто, снабжавший ее герычем. Разумеется, не бесплатно. И ясен пень, чем Ника с ним расплачивалась: своим молоденьким тельцем, никакого другого товара у нее не было.
Так на горизонте замаячила фигура таинственного незнакомца.
Затем я спросил себя: а собственно, почему Ника бросилась вниз именно с этой шестнадцатиэтажки? Что связывало ее с вышеуказанным зданием? По словам родителей, ровно ничего. И ее отмороженный бой-френд заявил то же самое. Но ведь связь какая-то была!
Я посетил место происшествия. И обнаружил любопытную подробность. В мае прошлого года в этом доме меняли подъездную дверь. Ее можно было отворить без домофонного ключа.
Если Ника действительно стремилась свести счеты с жизнью, она могла прыгнуть с любой высотки нашего городишки – например, со своего родного дома. И сделала бы это днем. Но она каким-то неведомым образом отыскала шестнадцатиэтажку, дверь которой отворялась без ключа, и окончила жизнь около полуночи. В темноте. Стеснялась, что ли? Маловероятно. Значит, все-таки существовал тот, кто выбрал эту высотку и пригласил в нее Нику.
И еще. Ника была в гостях у подруги, потом вдруг заявила, что ей пора. И ушла. С чего вдруг? Спешила покончить с собой? Но, по словам подружки, она была вполне спокойна, даже весела.
Следовательно, Ника была в шестнадцатиэтажке не одна.
Но кто этот незнакомец?
Ника была одиночкой. Рядом с ней, кроме ее хахаля, практически никого не было. А у того – на момент Никиной смерти – оказалось железное алиби. Между тем позвонить ей и вызвать в шестнадцатиэтажку мог лишь тот, кого она прекрасно знала. Кто мог общаться с Никой, не вызывая любопытства и подозрений. Стало быть, родственник. На него намекали и строчки Никиного стихотворения. Ангел – небезызвестный князь Болконский. Дьявол, стоящий на ее пути, – Болонский.
Но среди Никиной родни Болонских трое: великий крючкотвор Стасик, его младший братец Витюня и Павлуша – сынишка Стасика. Вся эта троица – красавцы хоть куда. Даже дряхлеющий Стасик. Который из них? Вопрос.
– Ты забываешь женщин из семейства Болонских. Дьявол может быть и женского рода, – криво усмехается Кондор, похоже, вспомнив безбашенную актрисулю, в которую был когда-то влюблен.
– Спасибо, что подсказал. Но тогда бы Ника в своих стишках назвала ее дьяволицей. Кроме того. Напоминаю строчку: «Дьявол! Ты хочешь дышать небом Аустерлица, а вдыхаешь серу геенны». Стало быть, если ангел – князь Болконский, то и сатана должен быть мужиком…
– И при этом – князем тьмы, – подсказывает Кондор.
А я излагаю дальше:
– Наиболее подходящим на роль Никиного соблазнителя показался мне старший Болонский. Конечно, шестьдесят два годочка, эротический пыл уже не тот, зато харизмы – хоть отбавляй. К тому же я чувствовал, что парнишка скрывает какую-то тайну, при словах о Нике его точно током било. Признаю, ошибся. Просто Стасик неспокойный человек. Нервозный. К тому же сильно склонный к мистике.
Глаза мне открыл коротенький разговор со Стасей – непрезентабельной супружницей Витюни. Меня поразила злоба, с которой она говорила о Нике, о Зое. Даже о Машке. Это было странно, Кондор. Отчего она ненавидит едва ли не всех женщин из клана Болонских – за исключением покойной супруги Стасика? Уж не оттого ли, что Ника и Зоя были наложницами ее муженька?.. Ладно. Допустим, что это верно. Но чем разъяренной Стасе не угодила дочка Павлуши? Почему она заявила, что Машке не следовало появляться на свет? И тут меня осенило: а что если девчоночка – незаконная дочь Витюни?
И все разом встало на свои места.
Я понял, почему Стася одевается так вызывающе ярко и ездит в рыжей машинешке, что совершенно не соответствует ни ее возрасту, ни характеру. Она же брошенная женщина! Мадам Брошкина, как лихо сказано в попсовой песне́. А в таких случаях психологи советуют заниматься собой: радостный шопинг, веселенькие цвета и прочая женская мура для поднятия настроения.
Теперь о брательниках Болонских. Стасик и Витюня обожали друг друга с детства. Старший был для младшего образцом и полубогом. Младший для старшего – мальчишкой, сорванцом, тем более что разница в возрасте между ними немалая: пятнадцать лет. Кстати, подозреваю, что Витюня женился на неказистой Стасе именно потому, что ее звали почти так же, как его старшего брата.
Более того, я совершенно уверен в том, что Стасик знал об эротических проказах Витюни. Интуиция подсказывает. Может, конечно, и врет. И все же почему-то представляю себе, как старший братец внимательно выслушивает излияния младшего. Так и вижу этого Стасика, его сальную улыбочку и даже слюну в уголке рта.
Стасик – человечек осторожный. Он не позволял себе гулять налево, он выстраивал свою жизнь добротно, основательно. Даже сделал попытку стать мэром – да, неудачно, зато заявил о себе, глядишь, клиентов прибавилось. Но – опять-таки не имею никаких доказательств, однако убежден, исходя из кое-какого знания людей: подпольные любовные похождения меньшого братца его развлекали, доставляли сладкое удовольствие. Вряд ли Стасика смущало, что Витюня трахался с женой его родного сына. Думаю, ему наверняка было известно, что Машка – ребенок не Павлуши, а Витюни. Слушая похотливую исповедь своего младшего партнера, он, как зритель в кино, переживал то же сатанинское наслаждение, что и Витюня, хотя сам грешить не осмеливался…
– Семейка монстров, – качает головой Кондор.
