Нинон внимательно всматривалась в надежде обнаружить Мигеля и нашла его. Ей совершенно не горько было стать его первой жертвой, она лишь переживала, что такая жертва у него вообще появится, поэтому хотела сделать его первый опыт как можно более позитивным. Настолько позитивным, насколько это вообще возможно. Совершать поступок, который в одночасье загубит душу и заставит Бога от тебя отвернуться, не так-то просто. Делая это по принуждению, он не мог испытать всего удовольствия от ритуала, более того — это могло толкнуть его на самоубийство.
Бог во взгляде Мигеля долго смотрел на нее, а потом расхохотался. Звук резал уши и гулко отдавался в голове.
«Cherie, это бог, которому нужна человеческая жертва, и, если честно, он не из тех, кто станет кого-либо жалеть», — прошептал ей внутренний голос.
Нинон знала, что голос прав. Бог был просто бессердечным ублюдком, к тому же еще и самонадеянным. На это она и сделала ставку. На этом они и сойдутся. Если она сможет жить с тем, что случится, то и Мигель справится. Ей просто нужно было продержать его еще пару минут, пока не начнется настоящая гроза, тогда она сможет одолеть силу божества.
— Как же я буду рад тебя заполучить! — солгал бог. Глаза Мигеля горели его нечестивым весельем. — Мой сын так долго шел наперекор своей судьбе… Тем забавнее будет посмотреть, как он сейчас совершит свое первое убийство. Наверное, стоит пригласить и его покойную мать присутствовать при этом. Она гордилась его сопротивлением. Я получу наслаждение от их унижения.
«Да уж, это чертовски весело — толкнуть сына на убийство на глазах у духа его матери», — подумала Нинон, но вслух ничего не сказала. Зато ей в голову пришла новая мысль, которую она изо всех сил постаралась заглушить: «Слушай ты, Дымящееся Зеркало, молись о том, чтобы я сегодня умерла, потому что если я останусь в живых, то приду за тобой. Не знаю, как или когда, но я тебя уничтожу. Моя душа и так в опасности, мне нечего больше терять».
«Ты по-прежнему считаешь, что это лучше Сен-Жермена? Или у тебя появился новый злейший враг?» — спросил внутренний голос, стараясь унять ее ярость.
«Нет, Сен-Жермен по-прежнему возглавляет хит-парад».
«Тогда соберись, — проворчал голос. — Гони прочь злость, пока он ничего не заметил».
Легко сказать. Она полностью подчинила свой страх, но ею овладело божественное безумие, вызванное приступом ярости, которое, вместо того чтобы разделить ее мысли на правильные и крамольные, наоборот сплотило их, превратив в лазерный луч для того, чтобы выжечь всех врагов. Первым — Сен-Жермена, так как он представлял наибольшую опасность. Божество же было просто мелким вредителем, царьком в своем крошечном королевстве. И наверняка таким и останется, если Сен-Жермен не поможет ему достичь больших высот.
Божество и не подозревало, что она не намерена становиться его жертвой или допустить, чтобы ею стал Мигель. Было настоящим удовольствием рушить его планы. Дымящееся Зеркало не получит ни ее кровь, ни страдания, ни преданности, а уж тем более ее свободу или бессмертную душу. Не говоря уже о ее жизни. Равно как и о жизни Мигеля, если она в состоянии будет этому помешать. Сегодня ночью Мигель станет полноценным вампиром, но по-настоящему он никого не убьет, потому что его жертва останется жива.
И тогда она обратит его. Даст ему силы отгородить и защитить разум от терзающей его твари.
Божество колебалось. Что было занятнее — насильно овладеть разумом сына или понаблюдать за тем, как Мигель предает все, что было ему дорого, совершая свое первое убийство?
Предательство победило. Божество начало медленно отступать, его влияние постепенно ослабевало. А Нинон лежала и представляла, как возложит цветы ему на могилу в тот день, когда при помощи его порченой крови избавит мир от Сен-Жермена. Она убьет их обоих! Без малейшего колебания. Ставки в игре повысились. Нельзя было допустить их союза. Она пойдет на убийство, потому что Сен-Жермен планирует выпустить в мир страшное зло, а Дымящееся Зеркало может ему в этом помочь. Она убьет ради Мигеля, потому что Сен-Жермен и за ним начнет охотиться. И потому что неправильно было бы помочь ему избавиться от одного чудовища, чтобы на смену тут же пришло другое. Но главным основанием для убийства послужит то, что она просто устала ненавидеть и бояться сына Черного человека.
Страх и ненависть. Это были самые потаенные и сильные после любви чувства, которые измотали ее до предела. Они преследовали ее днем и ночью. Она не сможет двигаться вперед, пока не избавится от этого бремени. Настало время отдавать старые долги.
«Мне кажется, он слышит тебя! — Ее внутренний голос был напуган. — Он знает, что ты задумала».
Но, должно быть, голос ошибался, потому что внезапно бог отступил. Он ушел не насовсем, но наконец-то глазами Мигеля на нее смотрел сам Мигель и он снова мог контролировать свое тело.
— Ты или самая смелая из всех, кого я встречал, или самая ненормальная.
Он приподнялся над ней на согнутых в локтях руках. Его темные волосы скрывали их подобно ширме, создавая видимость уединения. Его лицо было искажено страданием вперемешку с ненавистью и злостью, хотя он всячески пытался скрыть это, как и то, что внутри него жило чудовище, которое хотело ее обидеть.
— Ты тоже. Не думаю, что это два взаимоисключающих понятия, — ответила она.
Вместо слов получилась каша. Лицо было парализовано. Это должно было ее напугать, но почему-то не испугало. Скоро пройдет. Организм уже начал бороться с действием наркотика. Злость только подстегивала естественные реакции.
— Спасибо за добрую мысль, — сказал он. — Я оценил это, даже если он этого не сделал.
— Займись со мной любовью. Растворись в моем теле. Давай же, — перебила она его. — Мы решим вопрос с кровопусканием.
Вряд ли он понял, что она имела в виду, поэтому Нинон добавила:
— Доверься мне. Все будет хорошо.
Похоже, он все понял, почувствовал ее оптимизм и поверил, хотя с его стороны ситуация должна была выглядеть безнадежной.
Он опустил голову и начал покрывать ее тело поцелуями, двигаясь вниз, к тем участкам ее тела, которые она еще ощущала. Наркотик парализовал ее, но она не потеряла чувствительности. Ее голова и лицо почти онемели, но остальное тело по-прежнему могло испытывать наслаждение. В данный момент это было прекрасно. От каждого нежного прикосновения к пупку мышцы живота сводило судорогой. Губы Мигеля были безжалостны, доводя ее до исступления, — он старался раствориться в ней.
Она застонала. Таким языком можно было отжиматься. Сложись обстоятельства иначе, она была бы в экстазе.
Мигель улыбнулся, уткнувшись лицом ей в живот.
«Божество может услышать. Мигель наверняка до сих пор у тебя в голове и передает ему твои мысли», — предупредил ее голос.
«Все возможно. Но он на поверхности. А теперь… т-с-с… Я занята».
Она не была в восторге от того, что за ней наблюдают, тем более зрители, способные в любой момент вмешаться, но если божество хотело добавить ей дискомфорта своим присутствием, то придется его огорчить. У нее не было страха сцены.
