— А почему не купил?
— Не знаю, просто не купил, и все. Господин Цольнер, я…
— Цёльнер!
— …знал многих художников. Талантливых художников. Но только одного гения.
Дверь распахнулась, вошла секретарша в облегающей блузке и положила перед ним на стол исписанный лист; Богович несколько секунд его рассматривал, потом отложил. Я покосился на нее и улыбнулся, она отвела взгляд, но я все-таки заметил, что ей нравлюсь. Она была трогательно застенчива. Когда она выходила из комнаты, я незаметно наклонился, чтобы она, проходя мимо, меня задела, но она отстранилась. Я подмигнул Боговичу, тот нахмурился. Вероятно, он был гомосексуалист.
— Я езжу к нему дважды в год, — сказал он, — вот на следующей неделе опять поеду. Странно, что он теперь живет так уединенно. Папа мог бы найти ему квартиру здесь или в Лондоне. Но он не захотел.
— Он совершенно слеп?
— Если узнаете об этом, скажите мне! В последнее время он плохо себя чувствовал, перенес тяжелую операцию на сердце. Я сам навещал его в больнице… Нет, я приходил к папе. Но я бы и за ним ухаживал., Я же говорил, я люблю этого человека. Своего отца я не любил. Мануэль Каминский — величайший художник, ему нет равных. Иногда мне кажется, — он показал на эскиз виллы, — что величайший художник — Дэвид. Или Люсьен, или кто-то другой. Иногда я даже думаю, что величайший — я. Но потом я вспоминаю о Каминском и понимаю, что мы все ничтожны. — Он указал на картину, висевшую на противоположной стене: согбенная фигура сидит на берегу мрачного океана, рядом огромная, в странно искаженной перспективе собака. — Знаете эту картину? «Смерть у блеклого моря». Вот ее я никогда не продам.
Я вспомнил, что эту картину упоминал Коменев. Или Меринг? Забыл, что о ней говорили и принято ли ею восхищаться.
— А ведь не похоже на Каминского, — не подумав, ляпнул я.
— Почему?
— Потому что… Потому… — я долго рассматривал свои ладони. — Ну… графика. Ну, вы же понимаете, графика не его. А что вы знаете о Терезе Лессинг?
— Никогда не слышал это имя.
— А как он ведет деловые переговоры?
— Этим занимается Мириам. С тех пор как ей исполнилось семнадцать. Она справляется со своими обязанностями лучше, чем адвокат и жена вместе взятые.
— Она так и не вышла замуж.
— Ну и что же?
— Она уже столько лет живет с ним. В горах, в одиночестве, ни с кем не общаясь. Ведь так?
— Наверное, — сухо сказал он. — А сейчас я прошу меня извинить. В следующий раз, пожалуйста, заранее договоритесь со мной о встрече, а не просто…
— Конечно! — я встал. — Я тоже там буду на следующей неделе. Он меня пригласил. — Богович пожал мне руку вялой влажной ладонью. — В Аркадию!
— Куда?
— Если когда-нибудь разбогатею, куплю у вас «Смерть у блеклого моря». Сколько бы она ни стоила.
Он, не говоря ни слова, смотрел на меня.
— Шутка! — сказал я весело. — Не обижайтесь. Это всего лишь шутка…
* * *
— …Понятия не имею, что наплел вам этот старый идиот. Я никогда не жил с Адриенной.
Нелегко было уговорить Сильва встретиться со мной еще раз, мне пришлось несколько раз упомянуть, что он может сам выбрать ресторан. Он покачал головой, губы у него были испачканы коричневым шоколадным кремом — малоприятное зрелище.
— Она мне нравилась, я ей сочувствовал. Заботился о ней и о ребенке, потому что Мануэль больше не хотел о них заботиться. Может быть, он на меня за это обиделся. Но не более того.
— Ну и кому же мне верить?
— Это ваше дело, никто не обязан перед вами отчитываться. — Он исподлобья посмотрел на меня. — Наверное, вы скоро встретитесь с Мануэлем. Но вы не можете себе представить, каким он был тогда. Он как-то сумел убедить всех, что рано или поздно станет знаменитым. Все давали ему то, что он требовал. Только Тереза не стала… — Он выскреб из розетки остатки мороженого и облизнул ложечку с обеих сторон. — Только Тереза. — Он о чем-то раздумывал, но, казалось, забыл, что собирался сказать.
— Вы будете пить кофе? — обеспокоенно спросил я. Все это уже превосходило мои финансовые возможности; я еще не говорил с Мегельбахом о возмещении издержек.
— Господин Цёльнер, это все в прошлом! На самом деле нас больше нет. Старость — это какой-то бред. Ты живешь, а вроде бы и не живешь, как призрак. — Несколько секунд он оцепенев смотрел куда-то поверх моей головы, на крыши, на противоположную сторону улицы. Шея у него была такая тонкая, что на ней отчетливо проступали жилы. — Мириам была очень талантливая, живая, немного вспыльчивая. Когда ей исполнилось двадцать, у нее появился жених. Он приехал погостить, пробыл у них два дня, потом уехал и больше не вернулся. Нелегко жить с таким отцом. Я бы хотел увидеться с ней еще раз.
— Я ей это передам.
— Лучше не стоит. — Он грустно улыбнулся.
— Но у меня осталось еще несколько вопросов…
— Поверьте, у меня тоже…
* * *
— …Что мы не знали, что можно дожить до такой старости. Напишите об этом! Непременно напишите! — Она указала на птичку. — Слышите, как поет Паули?
— Вы хорошо знали Терезу?
— Когда она от него ушла, он хотел покончить с собой.
— Что? Правда? — Я выпрямился.
Она на секунду закрыла глаза: даже веки у нее были в морщинах, я никогда не видел настолько дряхлых стариков.
— Доминик утверждал, что да. Я бы никогда не стала Мануэля об этом спрашивать. Никто бы не стал. Но он тогда точно с ума сошел. Только когда Доминик сказал, что она умерла, он перестал ее искать. Хотите чаю?
— Нет. Да. Да, пожалуйста. У вас есть ее фотография?
Она взяла чайник и дрожащими руками налила мне чаю.
— Спросите у нее самой, может быть, она пришлет вам какую-нибудь фотографию.
— У кого спросить?
— У Терезы.
— Да она же умерла!
— Нет, почему. Она живет на севере, у моря.
— Так она не умерла?
— Нет, это только Доминик так говорил. Иначе Мануэль не перестал бы ее искать. Я очень любила Бруно, ее мужа. Он был такой чуткий, совсем не похож на… Вам нужен сахар? Его уже давно нет в живых. Почти никого уже нет в живых. — Она поставила кофейник на стол. — Хотите молока?
— Нет! У вас есть ее адрес?
— Кажется, был где-то. Слышите? Он так чудно поет. Канарейки редко поют. Паули — исключение.
— Пожалуйста, дайте мне ее адрес!
Она не ответила, казалось, не поняла.
— Если честно, — медленно произнес я, — я ничего не слышу.
— Что?
— Он не поет. Он не шевелится, и мне кажется, что с ним что-то не так. Не могли бы вы дать мне ее адрес?..
