Архелай, поняв недоброе, через несколько дней устремился следом, сделав только самые общие распоряжения.
Глава 11
Родители и Эфер, отдохнув и посовещавшись, решили идти не быстро, но чутко, опасаясь людных мест. У них был небольшой запас лепешек, сыра и ячменя, а вода попадалась по дороге в ручьях и овечьих колодцах. Но на третий день пути, сами не желая того, они наткнулись на настоящее стойбище в несколько сот шатров и повозок. Оказывается, солдаты в крепости Азот взбунтовались, отказываются подчиняться начальникам, никого пока не обижают, но и не пропускают на юг.
Обойти же Азот было тяжело. Как все пограничные крепости, он и ставился в том месте, которое не миновать.
Что самое скверное, здесь нельзя было добыть еды, а запасы подходили к концу. Наверное, чем-то Иосиф и Эфер выделялись на фоне остальных беглецов, потому что буквально через два часа к ним подошел молодой человек, похожий на финикийца, и сказал, что ищет попутчиков – он-де договорился с рыбаками, но у него недостаточно денег, чтобы оплатить всю большую лодку, в которой есть место еще для троих или четверых, а их с сестрой только двое. Сначала молодой человек не вызвал ни у отца, ни у мудрой Эфер никаких подозрений, но по дороге отчего-то забеспокоилась мама. Они шли вдоль короткой быстрой реки, в устье которой и располагалась рыбачья деревня, и молодой человек как-то не так оглядывался по сторонам. Мама шепнула на ухо отцу, тот – Эфер, и они снова стали настороженны. Поэтому, когда тропа раздвоилась (часть ее уходила вниз, в ложе реки, а часть продолжалась по-над ним) и юноша попытался увлечь их вниз, отец воспротивился и сказал, что пойдет только поверху, и ничего, что это дальше. Юноша настаивал, утверждал, что тропа у берега отрывается отвесно и там не пройти, но отец ничего не хотел слышать и продолжил путь так, как желал сам.
Рыбацкая деревушка в устье действительно существовала, но она была совершенно пуста, там жила одна-единственная полуглухая старуха – и, конечно, никто не нанимал лодку, да и лодок не было никаких. На зиму рыбаки отплывали в дельту Нила и там подрабатывали перевозом, а семьи почти у всех жили в Ашкалоне. Деревня, по существу, была не деревней, а летним лагерем, потому что жить здесь зимой было невыносимо.
До Ашкалона можно пройти берегом. На повозке не проехать, а пешком и на осликах вполне можно пройти. Если не будет сильного шторма.
Она продала родителям пять сухих лепешек и две соленые рыбины.
Разбойники не показывались: скорее всего, их было мало, может быть, двое, и нападать на ожидающую нападения жертву было не с руки, тем более что совсем рядом было множество тех, кто нападения не ожидал. Поскольку близилась ночь, Иосиф испросил у старухи разрешения переночевать в деревне, под кровом, и она сказала, что они могут войти в любой дом, дверь которого не завязана узлами от злых демонов побережья. Они нашли более или менее целый, заперлись в нем, Иосиф просидел всю ночь с обнаженным мечом, читая молитвы, а наутро обнаружилось, что у обоих осликов в нескольких местах прокушены шеи и по шкуре течет кровь. Кто это был, ласки или летучие мыши, так и осталось неизвестным. Впрочем, ослики вроде бы ничего не заметили.
Выйдя с рассветом, к полуночи добрались до Ашкалона. Город был переполнен, люди грелись у очагов, наскоро сложенных на улицах под навесами. Цены на еду были чудовищные, но ее все-таки можно было купить. Хуже всего, что у мамы пропало молоко. Чудо закончилось. Эфер говорила, что это произошло из-за всех переживаний и из-за соленой рыбы.
Пришлось искать кормилицу. Вскоре на известие о беде подошла молодая египтянка. Собственная ее дочь умерла два дня назад от крупа, и она готова была помочь даром, чтобы утешиться хотя бы сотворением доброго дела. Женщину звали Зоэ, что значит «Жизнь». Это было знамение. Муж Зоэ, Главк, небогатый караванщик, утратил все свое состояние от грабителей и вот в довершение потерял еще и ребенка. Он плакал и ничего не видел перед собой. У него остался один старый верблюд и один верблюжонок. Иосиф предложил ему – а вернее, Зоэ – объединить два скудных скарба в один и хоть как-нибудь добраться до Египта.
С этого часа все пошло гладко. Надо полагать, Предвечный решил, что испытаний достаточно, и делать из Иосифа второго Иова просто ни к чему.
Главк и Зоэ поначалу просто пустили родителей в свой дом. Дом находился в городе Биарра, что на берегу озера Сладкого – одного из тех, что лежат на полпути от Великого моря к Красному; есть еще Горькое, оно же Крокодилье, но я в тех местах не побывала ни разу. Когда-то через эти озера проходил древний персидский судоходный канал; потом персов прогнали, и канал постепенно затянуло песком. Теперь вместо канала – волок. Много позже я видела, как тащат корабли по суше… Вперекрест волоку рядом с городом проходила большая торговая дорога, соединяющая Мемфис и Петру; по ней день и ночь тянулись возы с пшеницей. Сам город утопал в зелени. Озеро было пресным и холодным; рассказывали, что время от времени вода в нем начинала бурлить и либо уходила надолго, либо выплескивалась из берегов. Но пока родители жили там, ничего подобного не происходило.
Главк и отец сложили в одну мошну то немногое, что у них было, и открыли столярную мастерскую, где стали делать оконные ставни, двери, лестницы и кровати, а позже еще ярма и колеса. Дерево в Египте стоило намного дороже, чем в Иудее, и при строительстве домов его почти не использовали, а выводили сводчатые потолки из камня или кирпича. И хотя в таких домах прохладнее в сильную жару, мне больше нравятся наши, с деревянными крышами, или греческие, крытые камышом или соломой. В них легче дышать, и камень не отгораживает тебя от неба. Нельзя отгораживаться от неба камнем.
К исходу лета родители сняли себе отдельный домик – на самом берегу озера. Во дворе росла финиковая пальма и несколько инжирных деревьев. Урожай принадлежал хозяевам дома, но то, что падало на землю, можно было поднимать.
Там, под инжирными деревьями, Иешуа научился ходить.
Пока родители шли из Иоппии в Ашкалон, а из Ашкалона в Биарру, пока устраивались в Биарре и налаживали там новую жизнь, в Иерушалайме заканчивалась жизнь старая. Я расскажу об этом коротко, многое пропуская – не потому, что я чего-то не знаю, а потому, что мне об этом рассказывать противно. Я не люблю, когда глупых, но честных людей обманом гонят под меч и когда громко кричат о Боге, а сами имеют в виду золото.
Итак, пока длился траур, шептуны Антипы не теряли времени и по всей стране настраивали людей против умершего Ирода и против Архелая, присевшего на краешек его престола, но еще не получившего от императора подтверждения своим притязаниям. Поэтому на Пасху, праздник опресноков, в Иерушалайм множество народу сошлось и съехалось не потому, что так полагал Закон, а потому, что был слух: объявит о себе новый царь, царь-искупитель, Мессия.
Антипа к этому времени был уже в Риме, Архелай – на пути к Риму. В Иерушалайме распоряжались Шломит и Вар, наместник Сирии.
Про Шломит и Вара рассказывают много плохого, но, по-моему, это все ложь. Интереснее другое: была ли Шломит в заговоре с Антипой против Архелая? И вот здесь мне кажется, что да, была. Причем это мог быть заговор наивысшей пробы: когда заговорщики действуют сообща, не обменявшись ни единым словом и ни единым тайным знаком.
