Могла ли я еще неделю назад предположить, что мне так отчаянно понравится нестабильность в жизни, что так остро я захочу приключений и риска?
В углу возле двери я заметила пляжную сумку.
— Вот хорошо, а могла бы забыть… — Я вытряхнула на кровать вещи из сумки и чуть не заплакала. Там была та самая футболка, что я сперла на яхте Энрике. И дернул же меня черт тогда!
Я поднесла ее к лицу. Она пахла им. Что может быть лучше запаха любимого мужчины? НИЧЕГО.
Я взяла футболку и отправилась на балкон. Там я легла в гамак, прижала ее к щеке, как дети прижимают плюшевого медвежонка… Так я и покачивалась в гамаке, наблюдая, как последние лучи солнца скрываются за горизонтом вместе с моими мечтами, и не заметила, как задремала.
Сон — это реакция организма на усталость или болезнь. Когда я болею, мне достаточно поспать денек без всяких лекарств, и я как новенькая. Это своего рода медитация.
Меня разбудил стук в дверь.
Вечером я попросила портье, чтобы меня пораньше разбудили, но, открыв слипшийся глаз, я увидела, что на дворе ночь и никаким утром еще и не пахнет. Я, матерясь, проковыляла к двери, оценив в зеркале распухший от слез фэйс, и злобным голосом проревела:
— Кто?
За дверью молчали.
— Что за шутки? Кто это? — повторила я, но ответа не услышала.
Я вспомнила детские страшилки про то, что никогда нельзя открывать дверь на неизвестный стук, иначе когда ты ее откроешь и не увидишь никого на пороге, то это значит, что в твой дом в эту секунду ворвалась нечистая сила.
Глазка на двери не было, и я решила последовать древней мудрости и от греха подальше отойти от двери. Я по-детски на цыпочках стала продвигаться из холла в комнату, но громкий стук заставил меня остановиться. Сердце бешено заколотилось.
Я разозлилась на глупые шутки и распахнула дверь.
Наверное, мне было бы легче, если бы на пороге никого не оказалось… Я готова была с распростертыми объятьями встретить нечистую силу, но не Энрике.
Внезапно я почувствовала резкую боль в груди, мне показалось, что еще секунда, и мое сердце разорвется на тысячи маленьких кусочков.
Он стоял, опершись локтем о дверь, и молчал. Он был так красив, что мои чувства к нему мог заменить только шквал гнева, который меня и накрыл.
— Зачем ты пришел? — почти шепотом спросила я.
Он не ответил.
— Ты пришел поглумиться напоследок, чтобы мне было легче тебя возненавидеть? Как ты добр! Как великодушен! Как милосерден! Спасибо хотя бы за то, что не удалился по-английски.
Энрике перешагнул порог.
— Не входи! — завизжала я. — Я не хочу!
— Анита, не кричи, людей разбудишь. — Он закрыл за собой дверь.
— Уходи сейчас же!
Энрике взял меня за плечи. Я ударила его по рукам. Тогда он схватил меня на руки, отнес в комнату и усадил на кровать.
— Что?! Что ты себе позволяешь? Сволочь, мерзавец, обманщик!!! — по-русски заорала я. — Ты подлая тварь! Слез с пальмы, научился зубы чистить и задницу подтирать, так теперь думаешь, что можешь издеваться над женщиной?!
— Ты очень красиво ругаешься по-русски, я тоже хочу научиться.
Его слова меня обескуражили, обезоружили и обессилили. Я и так выдохлась после вчерашних переживаний. Я встала с кровати и стала ходить взад-вперед по комнате.
— Зачем ты появился в моей жизни? Тебе мало было скучающих на пляже телок? Нужно было именно мне пудрить мозги? — сдавленным голосом спросила я, мне все труднее было злиться. — Ты можешь иметь любую, так иди, имей! — Я толкнула его, но он не двигался. — Иди!!!
Энрике молчал и только смотрел на меня.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он.
— О, боже! — Я шлепнулась на кровать. — Рике, прошу не надо.
— Почему ты мне не веришь? Ведь я ни разу тебе не соврал.
— Ну конечно же! Я поверила в сказки о потомке прославленных пиратов, а ты оказался контрабандистом и торговцем наркотиками. А так все отлично! — Я потерла виски, голову будто сдавило тисками. — Я как дура сегодня пряталась от полицейских, чтобы услышать, чем же мой милый зарабатывает себе на жизнь. Что и говорить, ты меня удивил!
— Это неправда.
— Что неправда, Рике? — Я поняла, что кричу, и сбавила тон. — Ты нигде не работаешь, а живешь как король, ни в чем себе не отказывая. У тебя отличные шмотки, хорошая яхта. Это что, все куплено на пособие по безработице? Может, и правда стоит сюда перебраться и валять целыми днями дурака!
— Я не валяю дурака, — обиделся Энрике.
— Ну конечно! Продавать детям наркотики — такое тяжелое занятие! Малыш, хочешь конфетку? Тебе последнюю разработку химической промышленности или натурпродукта отсыпать? — ерничала я. — Интересно, у тебя пятидневка или семидневная рабочая неделя?
Энрике ринулся ко мне как ягуар, мне даже показалось, что он хочет меня ударить.
— Я не продаю детям наркотики и не занимаюсь контрабандой. Ты хочешь узнать правду? — Он взял в руки мое лицо. — Я скажу тебе.
Я вся напряглась, но вовсе не была уверена, что хочу слышать правду.
— Помнишь, мой брат сказал, что я — юрист?
Я кивнула.
— Это правда. Я учился в Штатах, и у меня самый настоящий диплом. Прости, что не захватил его с собой, — не знал, что тут проводится собеседование, — съязвил он. — Так вот, я владею сетью юридических контор здесь, на Барбуде и на Виргинских островах.
Я сидела открыв рот и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть очаровавший меня глюк.
— Я получаю неплохой доход и могу достаточно вольно располагать своим временем. Но образ жизни, который ты увидела, далеко не тот, что я веду обычно, просто ради тебя я на все забил…
— Почему ты мне не сказал? — спросила я пересохшими губами.
— Я не хотел быть для тебя одной из офисных крыс, которых ты и так видела немало. К тому же насчет потомка пиратов я не лгал.
— Ну да, ты честный контрабандист или благородный торговец краденным — вот современный лик пирата Карибского моря, — продекламировала я, рисуя в воздухе заголовок газеты.
Энрике вздохнул и взял мою руку:
— Пойми же, я ничем не торгую. Все очень просто, у меня ведь тоже есть конкуренты, их довольно много, и каждый как может строит козни. То, что ты узнала, это просто утка, и я сейчас веду активную охоту на ее хозяина. — Энрике вздохнул: — Это все, что я могу сказать, Анита. Если ты мне и сейчас не веришь, то…
На меня шквалом обрушились чувства, которые я с такими усилиями бальзамировала вчера вечером. В эту секунду, глядя в глаза Энрике, я простила ему все свои страдания и готова была на коленях умолять, чтобы он причинил мне новые. Это так сладко!