— Правда? — Стерлинг говорил так холодно, что Сара была ошарашена.
— Стерлинг, что случилось?
— Медсестра же сказала! Тебя сбил велосипедист.
— А кроме этого?
Стерлинг не смотрел в ее сторону, и Сара взглянула на столик рядом с кроватью, на котором красовалась вазочка с дивным букетом цветов.
— Цветы! О, Стерлинг, спасибо!
— Они от Мануэля.
Ей было приятно, что маленький мальчик подумал о ней.
— Почему он принес мне цветы?
— Ты разве не помнишь? — все тем же холодным тоном спросил Стерлинг.
— Нет. Я думаю, что он хороший парень, но вес же… Зачем Мануэлю приносить мне цветы?
— Значит, ты действительно не помнишь? Мануэль и есть тот велосипедист, который сбил тебя.
Сара рукой прикрыла рот.
— Господи! Бедный мальчик, он, должно быть, ужасно переживает!
Взгляд Стерлинга был холодным и тяжелым. Почему он так странно смотрит?
— Это не его вина. Ты ничего не помнишь, Сара?
— Я помню, как покинула дом.
— Покинула — это не то слово. Ты выбежала, словно за тобой гнался черт. У Мануэля не было никакой возможности избежать столкновения, но он все равно во всем винит себя. Он только и твердит, что если бы успел затормозить, то сеньорита не пострадала бы.
— Я постараюсь убедить его, что он ни в чем не виноват. Я сделаю это, Стерлинг, при первой возможности.
Но первым делом я должна узнать о своем ребенке.
— Удачи с Мануэлем! — коротко сказал Стерлинг.
Что-то было совсем не так. Это был не тот человек, в которого она без памяти влюбилась, не тот мужчина, который одновременно может быть и сильным, и ласковым. Саре хотелось, чтобы он сел рядом с ней, взял ее за руку. Вместо этого он стоял в дверях и холодно смотрел на нее.
— О чем ты думаешь? — спросила Сара.
— Как мило, что ты поинтересовалась! — язвительно ответил Стерлинг.
— В чем дело, Стерлинг?
— Вот и я думаю, — сказал он все тем же тоном, — как много ты помнишь о ночи, которую мы провели вместе?
— Я все помню.
— Помнишь, что тебе нравилось?
— Да. — Ее щеки покраснели.
— Несмотря на это, до прошлой ночи ты утверждала, что тебе противна даже мысль о сексе.
— Что ты хочешь этим сказать, Стерлинг?
— Одна мысль о том, что до тебя могут дотронуться или поцеловать, приводила тебя в ужас.
Сара растерянно смотрела на него.
— Почему ты завел этот разговор?
— Я думал, что это был замечательный вечер… что наша ночь любви была фантастической.
— Все было именно так, — прошептала Сара.
— Такой фантастической, что ты сбежала из дома, когда я задал тебе всего лишь несколько вопросов.
— Очень личных вопросов! — сказала Сара, вспомнив все. — Зачем ты снова завел этот разговор?
— Потому что я хочу понять! Девственница, как я думал, недотрога, которая настроена такой и остаться, оказывается, совсем не девственница. Я спрашивал о причине твоего молчания: может, тебя кто-то обидел? Но ты не ответила. Я спрашиваю снова. Что-то было в твоем прошлом, что наводит на тебя такой панический страх?
Сара отвернулась.
— Я не хочу говорить об этом. Ты не можешь подождать, Стерлинг?
— Я надеялся, что ты что-нибудь прояснишь!
— Я не должна.
Стерлинг, не отрываясь, смотрел на нее, и ей казалось, что он может читать ее мысли.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Сара?
Сара колебалась. Несмотря на то, что она любит Стерлинга, она не должна раскрывать перед ним свою боль. Кроме того, этот новый Стерлинг выказывал ей сейчас свое презрение, которого она так боялась с самого начала.
— Мне нечего сказать, — тихо проговорила Сара.
— Интересно, — протянул Стерлинг.
И что он хотел этим сказать? Может, ей надо переходить в атаку?
— У меня тоже есть вопрос, Стерлинг.
— Слушаю.
— Почему ты так враждебно настроен? Я не сделала ничего, чтобы заслужить такое отношение.
— Ты вправду так думаешь?
— Да. И еще я думаю, ты сердишься потому, что я оказалась не девственницей, как ты предполагал, ведь твоя гордость уязвлена.
— Если так, то нам не о чем больше разговаривать.
— Ты прав, не о чем. У меня болит голова.
Она не стала говорить, что боль, которая раздирает ее сердце, намного ужаснее. Этот новый Стерлинг совсем не тот, которого она знала.
— Бедняжка Сара! — произнес он насмешливо.
— Ты можешь идти, Стерлинг.
— Именно это я и собирался сделать. Прощай, Сара!
Не сказав больше ни слова, он вышел.
Сидя в постели, Сара смотрела на цветы Мануэля. Она не понимала, что так расстроило Стерлинга. Видимо, произошло что-то, чего она не знает. Голова раскалывалась от боли.
Но она должна думать о ребенке! Только бы он не пострадал! Медсестра, похоже, ничего не знает, но должен же быть кто-нибудь, с кем она может поговорить.
В это время в палате появилась женщина со стетоскопом на шее.
— Я — доктор Мэдисон, — представилась она. — Я приняла вас, когда вы к нам поступили.
— Я не помню.
— Да, понимаю, Сара. Вы ударились головой при падении; к счастью, сотрясения нет, лишь ушиб, который и дает сильную головную боль… а также растяжение связок на ноге. Должно пройти по меньшей мере две недели, прежде чем вы сможете нормально передвигаться. Вам следует остаться здесь на ночь, чтобы я могла проследить за вашим состоянием. Если все будет в порядке, вы можете ехать домой.
— Доктор Мэдисон, — с тревогой спросила Сара, — я беременна, и мне надо знать, с моим ребенком ничего не случилось?
Доктор улыбнулась:
— Я как раз собиралась об этом сказать. Все в порядке, Сара.
— Слава Богу! Я так беспокоилась! Доктор удивилась:
— Я думала, что мистер Тайлер сообщил вам. — Она не заметила, что Сара побледнела. — Ну, неважно. Слава Богу, что это падение никоим образом не сказалось на ребенке. Насколько я могу судить, нет никакой угрозы выкидыша. Ребенок развивается нормально, Сара. Вам не о чем беспокоиться.
— Вы сказали Стерлингу?
— Вы были без сознания, и я думала, что этот вопрос волнует вас обоих.
— Да-да. Именно так. Женщина нахмурилась.
