Джоанну удивляло редкостное умение Линды мгновенно приспосабливаться к новым обстоятельствам. При большом желании Линда могла извлечь выгоду даже из посещения уборной ресторана. Ей самой недоставало этого спасительного гена приспособленчества. Напротив, Джоанна плотью и кровью прирастала к людям, предметам и запахам, которые ее окружали в настоящем, а когда настоящее становилось прошлым и ему на смену приходило новое настоящее, в жизни Джоанны наступал кризис. Она все еще жила ушедшими чувствами, вела мысленные диалоги с исчезнувшими из ее судьбы людьми, инстинктивно тянула руки к предметам, которые были разбиты, проданы или потеряны. И, очнувшись однажды, вдруг понимала, что вокруг нее все изменилось и ей предстоит либо принять новую жизнь, либо быть отторгнутой ею. Третьего не полагалось.
Она до сих пор не могла привыкнуть к новому жилищу и к своему одиночеству. Казалось, в один миг Джоанна лишилась и Роджера, и Стива, и даже Линды. У нее не было обожаемой работы, едва не сбывшаяся любовь раскололась на миллиарды бриллиантовых брызг, а ее новая квартира напоминала шкаф-купе, где среди платьев и пальто осталась забытой упакованная в чехол мечта. Но кое-что у Джоанны все-таки было. Ее пес. Большой лохматый ком на вытянувшихся сильных ногах, выкатывающийся под ноги всем входящим в квартиру. Каждое утро Макс запрыгивал к хозяйке на одеяло, чтобы облизать ее сонное лицо и засвидетельствовать свою преданность.
В тот вечер Джоанна впервые пренебрегла многолетним ритуалом и опустила крышку фортепиано, так и не сыграв Гершвина. Пустота взяла верх над музыкой. Укрыв ноги пледом, Джоанна роняла слезы в шоколадный крем. Летние нью-йоркские вечера почему-то особенно располагают к сентиментальности.
21
Постепенно уроки музыки стали для Джоанны любимым времяпрепровождением. Когда подступал назначенный час, она смахивала пылинки с фортепиано, подкручивала высоту кресла под рост своего ученика и раскладывала ноты, не забывая то и дело посматривать на часы. Эта очередность действий превратилась для нее в волнующий ритуал. Когда же звонкий искристый голосок Шона заполнял каждый уголок ее квартиры, вмешиваясь с веселым собачьим лаем, Джоанна чувствовала себя почти счастливой. Она так полюбила чужого ребенка, сама не зная почему, что часто намеренно назначала ему дополнительные занятия. Но и Шон, к радости Джоанны, с удовольствием спешил к ней на урок. Очевидно, их взаимная привязанность происходила от музыкального таланта обоих и легкости, с которой они благодаря ему понимали друг друга. И, несмотря на то что каждый урок начинался с повторения пройденного, ни Джоанна, ни Шон не уставали от кажущейся монотонности. Ученик оттачивал свое мастерство, а учительница успешно реализовывала свои способности. Впрочем, не только способности. Иногда она чувствовала какое-то неуловимое родство с Шоном, словно нить прошлого связывала их двоих. То же самое переживал и он, инстинктивно ощущая родственную душу в Джоанне, ища у нее защиты и материнской заботы, которой ему недоставало в семье.
Джоанна должна была провести с Шоном двадцать пять занятий. Им предстояло еще шестнадцать уроков с разучиванием довольно сложных вещей, но на душе у Джоанны с самого утра было неспокойно. Пока Шон проигрывал новую мазурку, Джоанна нервно следила за бегущей секундной стрелкой на часах, отгоняя странное тревожное ощущение, какое обычно возникает перед грозой.
Шон безучастно водил руками по клавишам, печальная тень омрачала детские черты.
– Сегодня ты делаешь много ошибок. У тебя неприятности? – спросила Джоанна, дружески приобняв Шона за плечи.
– Это из-за предков, – понурившись еще больше, ответил Шон. Ему очень хотелось поделиться с Джоанной своими переживаниями, и в то же время он чувствовал неловкость. Он помолчал и, видя, что Джоанна не начала зевать и не отвернулась со скучным лицом, продолжил: – Стоит им встретиться, они постоянно цапаются, мама говорит папе, что он сломал ей жизнь, а папа отвечает, что ему надоело выслушивать ее капризы.
Джоанна с интересом прислушивалась к детскому голосу Шона, нанизывающему в разговоре фразу за фразой, и не могла избавиться от ощущения, что он ей кого-то напоминает.
– Твои родители в разводе?
– Я не знаю, но папа уехал от нас две недели назад. Скажите, Джоанна, это значит, что он нас больше не любит? – Большие темно-карие глаза доверчиво устремились к Джоанне, и она не могла не улыбнуться.
– Любит, конечно. И тебя любит, и твою маму. – Она говорила тихо и очень доброжелательно, чтобы успокоить тот бурлящий вулкан, который проснулся в ранимой душе мальчика. – Но, может, лучше пожить отдельно, чем ссориться и кричать друг на друга?
– Да, наверное. Вы такая умная, – покачал головой Шон, улыбаясь. Между передними зубами у него была небольшая диастема, поэтому улыбка придавала его лицу забавную изюминку. – Почему у вас нет мужа?
Джоанна смутившись, встала.
– Ты же сам сказал, я умная. Хочешь горячего шоколаду?
– А можно мне на вас жениться, когда я вырасту? – расхрабрившись, спросил Шон.
Нахмурившись, Джоанна уже открыла рот, чтобы пожурить мальчика, но, вспомнив, как сама в пять лет вздыхала о своем учителе музыки, придумала отличный выход:
– Давай договоримся так: если к совершеннолетию у тебя не появится подружка, ты разыщешь меня, и мы обсудим этот вопрос.
– Идет.
И они ударили по рукам.
Минуло полтора часа. Из-за того что Шона не забрали вовремя, занятие продлилось дольше обычного и доставило огромное удовольствие Шону. Чтобы отвлечь ребенка от тревожных предположений, Джоанна занимала его горячим шоколадом и веселыми песенками. Но когда в гостиной появился лучший друг Шона бриар Макс, восторгу не было предела. Тем временем, улучив минутку, Джоанна позвонила Лоуренсу, шоферу, который всегда приезжал за Шоном и еще ни разу не опаздывал. Водитель сказал, что сегодня Шона заберет мать, а сам он целый день в автосервисе.
Наконец под окнами громко посигналили.
– Наверное, папа! – радостно закричал Шон и, бросив мутузить пса, вскочил с пола.
Шон подбежал к окну и запрыгнул на подоконник. У подъезда Джоанны затормозил желтый «ниссан».
– У-у, – недовольно промычал Шон.
– В чем дело, Шон?
– Приехала моя мама. – Он спрыгнул с подоконника и снова уселся на ковер. – Это машина ее подруги Джессики. Можно, я еще немного поиграю с Максом?
– Конечно, можно, но давай позовем твою маму к нам. А то она будет волноваться. – Джоанна наконец расслабилась – потенциальная беда миновала.
– Не будет. Наверное, она опять пьяная и будет ругаться. Вчера она заехала за мной к Питу и обругала его маму за то, что Пит не вернул мне вовремя книгу.
Джоанна присела перед Шоном, взяв его руки в свои:
– Детка, не будь таким суровым. У каждого случаются плохие дни. Спустись, позови маму к нам. Я угощу ее своим фирменным кофе.
