Пол кивает.
— У него немного с головой не в порядке, верно? — шепчет Чарли.
Далекие от академической жизни Пола, они только теперь это заметили.
— Мы подходим наконец к Ренессансу, — продолжает лектор. — На родину человека, воспользовавшегося языком насилия, о котором я и пытаюсь вам рассказать. Речь пойдет о таинственной истории, сочиненной им при жизни. Этот человек — римский аристократ по имени Франческо Колонна. Его перу принадлежит одна среди самых редких из когда-либо напечатанных книг, «Гипнеротомахия Полифила».
Пол смотрит на Тафта широко раскрытыми глазами.
— Римский аристократ? — шепчу я.
Пол недоверчиво смотрит на меня. Но прежде чем он успевает ответить, за спиной у нас, у входа, возникает шум. Резкие, громкие голоса, женский и мужской. Женский принадлежит девушке, сторожащей дверь. Мужской — неизвестному высокого роста, со скрытым тенью лицом.
Удивительно, но когда мужчина выходит на свет, я сразу же его узнаю.
ГЛАВА 10
Несмотря на громкие протесты блондинки у двери, Ричард Кэрри врывается в аудиторию. Десятки голов поворачиваются в его сторону.
— Эта книга, — продолжает вещать со сцены Тафт, — возможно, представляет собой последнюю оставшуюся неразгаданной загадку западного книгопечатания.
Между тем шум нарастает. Слушатели бросают на нарушителя порядка недовольные взгляды. Кэрри выглядит растрепанным и каким-то несобранным: галстук съехал ка сторону, взгляд блуждает. Пол начинает пробиваться к нему через толпу студентов.
— Она была издана самым знаменитым печатником Италии, но споры по поводу личности ее автора продолжаются до сих пор.
— Что у этого парня на уме? — шепотом спрашивает Чарли.
Джил качает головой.
— А это не Ричард Кэрри?
— Многие считают ее не только самой неправильно понятой в мире книгой, но также — возможно, исключая Библию Гуттенберга, — самой ценной.
Пол уже добрался до Кэрри и стоит рядом с ним. Он кладет руку на плечо своего старшего друга и шепчет что-то ему на ухо. Кэрри качает головой.
— Я пришел сюда, — громко говорит он, — не для того, чтобы молчать.
Тафт наконец понял, что в зале что-то происходит. Все отвернулись от него и смотрят на пробивающегося к сцене нарушителя порядка. Подойдя ближе, Кэрри останавливается, проводит ладонью по волосам и смотрит на лектора.
— Язык насилия? — У него незнакомый, пронзительный голос. — Я слышал эту лекцию тридцать лет назад, Винсент, когда ты меня считал своей аудиторией. — Он поворачивается к залу и разводит руки, обращаясь ко всем: — Вам уже рассказали о святом Лаврентии? О святом Квентине? Святом Эльме и лебедке? Неужели ничто не изменилось, Винсент?
Нотки презрения столь очевидны, что публика начинает перешептываться. Из угла доносится смешок.
— Перед вами, друзья мои, — продолжает, указывая на сцену Кэрри, — наемный писака. Глупец и мошенник. — Он смотрит на Тафта. — Даже шарлатан способен обмануть одного и того же человека дважды. Но ты, Винсент, ты паразитируешь на невинных. — Кэрри подносит пальцы к губам и посылает человеку на сцене воздушный поцелуй. — Брависсимо, мошенник! Друзья мои, Винсент Тафт заслуживает овации. Давайте поприветствуем святого Винсента, покровителя воров.
Тафт мрачно смотрит на нарушителя порядка:
— Зачем ты пришел сюда, Ричард?
— Они знакомы? — шепчет Чарли.
Пол пытается остановить Кэрри, но тот не желает ничего слушать.
— Зачем ты пришел сюда, дружище? Что привлекло тебя на этот раз? Что ты собираешься украсть теперь, когда упустил дневник портового смотрителя?
— Остановите это! — подавшись вперед, требует Тафт. — Выведите его!
Но голос Кэрри продолжает летать над слушателями, как вызванный заклинанием волшебника дух.
— Куда ты спрятал тот кусочек кожи, Винсент? Скажи, и я уйду. Уйду, а ты сможешь и дальше разыгрывать этот фарс.
Профессор Хендерсон вскакивает наконец со стула:
— Кто-нибудь, позовите охранников!
Один из прокторов уже готов взять Кэрри за руку, когда Тафт делает ему знак не вмешиваться. К нему вернулось прежнее самообладание.
— Нет, не надо. Пусть продолжает, — рычит он. — Выговорится и уйдет сам. Так ведь, Ричард? Ты же не хочешь, чтобы тебя арестовали?
На Кэрри его угрозы не производят ни малейшего впечатления.
— Ты только посмотри на нас, Винсент. Прошло двадцать пять лет, а мы все еще воюем. Скажи, где чертеж, и больше меня не увидишь. Других дел у нас нет. Все остальное, — Кэрри делает широкий жест рукой, — пустая болтовня.
— Убирайся! — говорит Тафт.
— У нас ничего не получилось, — продолжает Кэрри. — Как говорят итальянцы, нет вора хуже, чем плохая книга. Будем мужчинами, отойдем в сторону. Где чертеж?
Голоса в зале становятся все громче. Никто не понимает, что происходит. Проктор делает шаг к Кэрри, но тот вдруг опускает голову и отворачивается от сцены.
— Ты старый дурак, — не глядя на Тафта, бросает он и идет к выходу. — Кривляйся и дальше.
Студенты расступаются, освобождая проход. Пол остается на месте, глядя в спину уходящему другу.
— Уходи, Ричард, и не возвращайся, — напутствует его со сцены Тафт.
Кэрри медленно подходит к двери. Второкурсница со светлыми волосами смотрит на него испуганными глазами. Он переступает порог, выходит в вестибюль и исчезает из виду.
— Что еще за чертовщина? — спрашиваю я, обращаясь непонятно к кому.
Джил подходит к Полу:
— Все нормально?
— Не понимаю… — бормочет Пол.
— Что ты ему сказал? — допытывается Джил.
— Ничего. Я иду за ним. — Руки у Пола дрожат, но пальцы крепко сжимают дневник. — Нам нужно поговорить.
Чарли пытается что-то сказать ему, но Пол слишком расстроен, чтобы спорить. Никого не слушая, он поворачивается и идет к выходу.
— Пойду с ним, — говорю я Чарли.
Он кивает. По залу снова раскатывается голос Тафта. Я оглядываюсь — чудовище на сцене как будто смотрит прямо на меня. Кэти машет рукой, привлекая мое внимание. Губы ее беззвучно шевелятся, и я понимаю, что она спрашивает о Поле, но не понимаю, что именно. Застегиваю пальто и выхожу из аудитории.
Навесы во дворе похожи на скелеты, танцующие на тонких ножках-колышках. Ветер немного утих, но снег стал еще гуще. За углом слышится голос Пола:
— Все хорошо?
Я сворачиваю за угол. В нескольких шагах от меня стоит Кэрри в расстегнутом пальто.
