— Только однажды, — отрезал он.
На губах Бетси заиграла озорная улыбка.
— Ты ошибаешься, дорогой. Никому не рассказывай, но я ходила подсматривать, как ты купался голый в бывшем карьере, где добывали гравий. Поверь мне, Джон, видеть тебя в этих старых боксерских шортах не такое уж большое удовольствие.
Она с силой потянула простыню и выдернула ее из-под Джона, затем взяла стакан.
— Вот, сначала выпей.
— Что это?
— Мне кажется, вода, хотя вполне может быть чистая водка. Наверное, тебе придется попробовать, чтобы узнать.
— Очень забавно.
От Бетси веяло ароматом роз, как от подушки, на которой он лежал.
— Я не люблю таблетки. Я наглотался их на всю жизнь за последний год.
— Но парочка целебных пилюль тебе не помешает.
Бетси подняла его руку и положила таблетки ему на ладонь.
— Это от чего?
Она показала ему этикетку на пузырьке.
— Врач дал рецепт, помнишь?
— Я выбросил его в корзину для мусора.
— Знаю, но рецепт я вытащила и заказала лекарство.
— Зачем?
— Затем, что у тебя всегда было больше отчаянной храбрости, чем здравого смысла. И перестань смотреть на меня умоляющими глазами. Я привыкла к упрямым негодникам вроде тебя и не уйду из этой комнаты, пока ты не примешь лекарство.
— А что, если я скажу: не желаю, чтобы ты уходила? Если потребую: хочу, чтобы ты забралась ко мне?
Его умоляющие глаза гипнотизировали Бетси, не давая уклониться от ответа.
— Я бы ответила, что это было бы большой ошибкой, — мягко сказала Бетси.
— Неужели ошибкой? Почему?
— А ты разве не знаешь? Случайные половые связи теперь рискованны.
Глаза Джона потемнели.
— Поверь мне, Рыжик, врачи в главном госпитале Сан-Франциско исследовали меня вдоль и поперек, проверяя все, что только возможно. Они меня даже к кровати привязывали, будь она проклята. И все, что удалось обнаружить, — это негодные коленки да замедленное сердцебиение.
Бетси злилась на себя: она позволила вывести ее из равновесия. Она с опаской посмотрела на дверь, которую закрыла за собой, чтобы их голоса никто не услышал.
— Я рада, но…
— А как у тебя? Есть какие-нибудь постыдные заболевания, о которых мне следовало бы знать?
Бетси оскорбилась, сочтя его вопрос непозволительной дерзостью.
— Конечно нет!
Он приподнял бровь.
— У тебя двойной стандарт, Рыжик? Я думал, ты современная женщина, лишенная предрассудков.
— Этого я не отрицаю, но я не сторонница случайных интимных связей.
— И я не проповедую таковых! Речь-то идет совсем о другом!
— А я и не утверждала, что ты склонен к распущенности в отношениях с женщинами.
— Но ты так думаешь, верно? Безбожник, отягощенный множеством грехов, которые тянутся за ним, подобно шлейфу. Как может такой порочный человек быть честным и праведным?
Он в сердцах отбросил простыню, собираясь встать и оставить Бетси, но не смог подняться. Он скорчился, настигнутый внезапным приступом сильнейшего кашля.
— Джон?!
Матрас осел под тяжестью ее тела. Она пристроилась рядом, держа стакан воды перед ним.
— Выпей скорее.
Он не успел даже пригубить стакан, как его одолел новый приступ. Он откинулся на подушки. Лицо Джона приобрело землистый оттенок.
Бетси сидела рядом, боясь шелохнуться. Джон выглядел изможденным и вместе с тем сильным, как истинный атлет. Эта странная двойственность изумляла Бетси.
— Тебе лучше, или все-таки позвать доктора?
— Зачем? Он уже поставил диагноз. Я надышался дыма в огромном количестве за все эти годы, и началась эмфизема легких — болезнь, которая настигает каждого пожарника.
Закрыв глаза, Джон пытался восстановить дыхание. Наконец мучительный зуд в горле прекратился. Чуть приоткрыв глаз, он сказал, не скрывая обиды:
— Я думал, ты ждешь — не дождешься, как бы поскорее уйти. — Хриплый голос Джона ранил Бетси.
— Ты же просил меня остаться.
— Я на мгновение потерял контроль над собой. Забудь об этом.
— Ты никогда так легко не сдавался.
Он широко открыл глаза, в которых сверкнула угроза.
— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу. Если и ты хочешь того же, все хорошо. Если нет, то ничего страшного не случится.
Бетси подумала с одобрением: откровенные слова, сказанные гордым человеком. Прямо о самом главном, без малейшего желания скрыть истинную суть в их отношениях.
— В том-то и беда, Джон. Я не знаю, чего хочу.
— Вот в чем разница между нами, Рыжик. Я знаю, чего хочу. Я хочу страстно предаваться любви с тобою.
— Почему?
Вопрос озадачил его на мгновение, но он тут же взорвался.
— Потому что ты для меня — самое желанное и дорогое в жизни. Я доверяю тебе. Еще девочкой ты обладала особым влиянием на меня, как ни одна женщина ни до, ни после тебя. Мне никогда не нужно было рассказывать другим женщинам о тебе, потому что ты всегда незримо лежала в кровати со мной. Женщины интуитивно узнают, когда мужчина влюблен в кого-то еще, особенно если эта любовь так велика, как моя.
— Может быть, это просто твое воображение.
— Вероятно. Виноваты веснушки, которые появляются у тебя на солнце. Они меня волнуют и завораживают.
В доказательство своих слов он нежно стал гладить ее лицо, покрытое золотыми кружочками веснушек.
Бетси вздрогнула, но не смогла противиться наслаждению от легкого прикосновения его горячих трепетных пальцев.
— А может, всему виной твои ярко-рыжие волосы, которые ты почему-то называешь золотистокаштановыми. Или твоя способность рассмешить, и, подобно волшебнице, собрать кусочки разбитой вдребезги жизни и снова сделать ее прекрасной. Все твои достоинства, собранные вместе, и делают тебя единственной и неповторимой. Но может, все, что я сказал, — плод моей фантазии, и только. Тогда ты, к сожалению, права.
Он продолжал нежно гладить ее щеку и чувствовал, как дрожит Бетси.
— В последний раз, — начала она срывающимся голосом. — Я помню до сих пор…
— В последний раз я был себялюбивым эгоистом. Теперь-то я это понимаю.
Он пытался заглянуть в самую глубину глаз Бетси, пытаясь найти ключ к ее сокровенным мыслям. Он не стал бы укорять ее, если б она встала и ушла.
— Я была такой юной. Я ожидала, что зазвонят колокола, вспыхнут фейерверки.
