Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Снаружи ее голые ноги погрузились в густую траву, разросшуюся там, где некогда была деревенская площадка для игр. Камилла постояла, вслушиваясь в теплую ночь. По обе стороны от нее стояли другие палатки, и ни в одной из них не горел свет. Она снова услышала этот плач, на этот раз перемешанный с шелестом воды в реке. Проходя через площадку, она все смотрела себе под ноги, в траву, опасаясь, не водятся ли тут змеи. Дойдя до палатки Франциско, Камилла нагнулась и заглянула внутрь через москитную сетку на входе. Теперь его стоны не отличались от тех, которые обычно издают во сне, но она слышала, как он переворачивается с боку на бок.
Когда Камилла, наклонившись, вошла, что-то ударило ее по щеке. Это оказалось керамическое распятие, висевшее у входа. Франциско лежал, распластавшись под смятой простыней в тусклом свете луны. Она прикоснулась тыльной стороной ладони к его лбу. Он был очень горячим. Камилла порылась в вещах Франциско, ища фляжку, которую он всегда носил с собой, потом обмакнула свой носовой платок в прохладную воду и протерла ему виски. Он пошевелился, как будто это напомнило ему о чем-то, и посмотрел вверх. Но глаза его казались тусклыми. Опустившись рядом с ним на колени, она подумала, что он просто не узнает ее. Он продолжал смотреть на нее, немного испуганно, пока наконец его дыхание не успокоилось.
Она сказала:
– Может, тебе принести что-нибудь болеутоляющее, чтобы перестала болеть голова?
Он ничего не ответил, и она добавила:
– Это я, Камилла.
Франциско попытался сфокусировать взгляд. Его рука метнулась к ней, но тут же снова легла на брезентовый пол. Он сказал:
– Не уходи.
– Я не знаю, чем тебе помочь.
– Просто останься. – Он с трудом приподнялся на спальном мешке. Его голые плечи отчетливо выделялись на фоне простыни, узкие плечи мальчишки.
– Все вокруг кружится, – сказал он.
– У тебя солнечный удар, – но она была не совсем в этом уверена. – Ты слишком долго пробыл на солнце.
– Мне не нужно было делать этого. – Его голос слабел, как будто Франциско погружался в сон. Он пробормотал: – Я вел себя недостойно.
– Ты вел себя очень достойно, – отозвалась Камилла.
Но он не слышал ее. Его следующие слова слились воедино – кажется, он говорил о семинарии, – и он стал корчиться от боли. Она не знала, что ей делать, и поэтому просто положила мокрый платок на его лоб и бережно взяла его голову в свои ладони. Не зная, слышит ли, понимает ли он ее, Камилла все же сказала:
– Сейчас мы успокоимся.
Да, подумал он в бреду, мы выйдем из лунного света к Богоматери, возле семинарии в Пласенсии. Его голова кружилась, он почти терял сознание. Боль прошла. Богоматерь парила в синих одеждах над алтарем. Ангелы возносили ее к небесам. Богоматерь, Приносящая Победу, «Она – твоя покровительница, Франциско», смотрела вниз из-под полуприкрытых век. К нему вернулась его болезнь, его затошнило от собственной беспомощности, похожей на непростительный грех. Если заглянуть под лавки в монастырской столовой, то можно заметить, что на них вырезаны отвратительные слова. Даже здесь.
Камилла смотрела на странного парня с полуоткрытыми глазами и время от времени стирала влагу с его щек. Она не понимала ничего из того, что он говорил. Его голова была тяжелой, а волосы рассыпались по ее колену и образовали темный нимб у него над головой. Франциско был почти без сознания.
Она прикоснулась к его груди и поняла, что у него горит все тело, все его обнаженное тело под простыней. Камилла быстро отдернула руку.
Благоговение, написанное на его лице, больше не смущало ее. Напротив, она принимала его с некоторой нежностью к Франциско. Она откинула назад свои спутанные волосы. Как глупо, думала она, в ее возрасте воссоздавать себя в чужом взгляде – потому что, скорее всего, именно ее он и видел в своем бреду. Он казался Камилле скорее таинственным мальчиком, чем взрослым мужчиной. Его тонкие черты и нервный рот постоянно двигались во сне. Потом он начал кашлять, его глаза снова остановились на ней, и она услышала слова:
– Puede ser puro el amor?[37]
– Что?
Он нахмурился:
– Любовь между людьми, может ли она быть чистой?
– Чистой? – Она не знала толком, что он имеет в виду. Но ответила: – Нет, Франциско, я так не думаю.
Минуту спустя он снова впал в забытье. Он то погружался, то снова выплывал из темноты, под Богоматерью, Приносящей Победу, под жестокой нежностью ее взгляда. Когда он закрывал глаза, он снова видел перед собой ее лицо. Она была красива, не правда ли? Но он никогда не прикасался к женщине. Только к собственному телу, украдкой. Он заметил залитый лунным светом брезент над ее головой и представил, что это настоящий потолок. Он принял носовой платок за ее руку. Страх подступил к нему, но тут же прошел. Над ним ехал его отец на своем огромном коне; высокий и сильный, он управлял бескрайними просторами земли. Да, конечно, отец, твои рыжие коровы самые лучшие! Сильная порода! Его седые волосы. Забрало надежно скрывает его глаза. Но и без того ясно, что они полны злости на него. Его конь огромен, он отделяет от него Франциско и покрыт ярь-медянкой. «На что ты сегодня убил свое время?» Возле алтаря – святой Георгий в полной броне. «За те недели испанцы убили шесть сотен детей в возрасте до трех лет, а также сожгли и посадили на кол многих взрослых…» Под копытами коня лежит раздавленный инк, он молит о пощаде. Отец, люби меня. Отец, я ведь тоже твой сын.
Отец, позволь мне любить тебя. Да святится имя твое.
– Все в порядке, Франциско. – Он чувствовал ее холодную руку на своем лбу.
Его голова плыла куда-то; казалось, его тело существует отдельно от головы. Он чувствовал только руку, которая болела от того, что ее скрутили у него за спиной. Я – желтокожий инк, Мигель, Мигель, отпусти меня. Ты – Писарро, да. Ты – первенец. Мой отец любит тебя. А кто Атахуальпа? Я! Я! «И испанцы, окружившие его, стали молиться о его душе, и вскоре он был повешен…»
– Кто может отпустить мне этот грех? – громко выкрикнул он.
Камилла посмотрела на него и опять смочила платок. Он все еще бредит, подумала она.
– Если я – побежденный инк, то только я сам могу отпустить себе эти грехи… Я могу любить только самого себя…
– Да, да, – говорит она, но он не слышит ее.
В воде под той скалой твое отражение узнает тебя. И на клинке мачете. Они знают, кто ты.
– Я люблю себя.
– Да.
Он снова закрыл глаза. Резко звонит телефон в кабинете Ректора. Фелипе и Карлос, друзья мои, бывает ли любовь чиста? И Карлос так странно смотрит на меня. И весь этот разговор на Основах Духовной Теологии (третий курс). Но ведь даже священное серебро порочно. Кровь инков в серебряном потире Господа – можно ли ее мешать с кровью Христа? Из этого же серебра изготовлен крест для процессий. Из него же – ларцы для мощей святых. И корона Девы Марии. «В центре площади двум сотням инков отрубили правые руки. Потом их отпустили…»
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
